Гарнакерьян Ашот Георгиевич
«Мой Лермонтов»

Для той житейской прозы,

В которой топчут

Человечью честь.

Но сердце от обид

Не разорвалось,

Глазам не надоела

Синева,

И в нем живет

Мальчишеская шалость

С причудами

Лихого озорства.

И радуется он

Цветку простому,

Воде, что можно

В родниках испить...

Две б жизни на земле

Прожить такому!

Он не сумеет

И одной прожить...

Завистники

Его живьем бы съели

За то, что звездных

Он достиг высот.

С ним рядом ходит

Не один Сальери,

Готовит гибель

И паденья ждет.

Расставлены

Опасные капканы,

И паутину сплетен

Вьет паук,

И пенятся

Гусарские стаканы,

И вертится

Ночей картежных круг.

Как факелы, горят

Селенья горцев

В тревожной непроглядности

Ночей.

И черный дым

Кольцом змеиным вьется

Над кладбищем

Обугленных камней.

Все беспросветно,

Все душе отвратно...

А бабушка,

Не покладая рук,

Хлопочет, просит,

Чтоб опальный внук

По высочайшей милости

Обратно

Вернулся в ненавистный

Петербург...

Черкесский конь

Под ним легко танцует,

А бурка к смуглому

Идет лицу.

Все выше в горы,

Свежий ветер дует,

Все ближе

К злополучному концу.

Среди ущелий,

Богом позабытых,

Он мчится,

Словно ринулся в полет,

И пуля та,

Что для него отлита,

К стволу прижавшись,

Очереди ждет...

А что Мартынов?

Разве в нем таится

Разгадка

Той трагедии большой?

Не он, так подвернулся бы

Другой -

Самовлюбленный, пошлый

И пустой,

С которым все равно ведь

Не ужиться,

Не примириться

На земле одной.

Еще звенело в Пятигорске

Лето,

Еще закат над Машуком

Горел...

Под роковое дуло пистолета

Не на дуэль он шел,

А под расстрел