Клейман Шломо
«Рыжий демон»

дерзкий дирижер бывалый

с рыжей бородой

вскинул крылья пятипалые

и проткнул иглой

тишину,

загрохотало,

как перед грозою,

громом барабанных палиц,

скрипки со слезою

раздраженно задрожали,

а кларнеты, ноя,

заклинания клокотали,

но тарелок злое

горе молнией сверкало,

трубы и гобои

хрипло, матерно взывали,

будто с перепою,

к справедливости,

и звали,

всех на бой, на бой -

со мною

Вал взбесившихся аккордов,

свежих, как весна,

трепетно звенящих, гордых,

окатил меня,

изодрал личины, маски

и сорвал с лица,

смыл с души белила, краски

грима,

до конца

развалил ограды, стены,

раскрошил броню,

и затих...,

но пьяно пены

рыскало по дну

с обыском

- Провал, измена,

брызнули смычки

в скерцо нервном и надменном,

сволочь, сжег-таки

все, что было,

не успели,

если б хоть клочки

тех звучаний уцелели,

если б хоть клочки...

Слезы мандалинных трелей

каплями текли

в пепел, где бесстыдно тлели

в искрах угольки

стыдных вожделений тела

Ну и чудаки,

мрачно промычало чело,

я же вас учил,

я ж вам пел (а может -- пело?),

стонами в ночи,

человечество сумело

подобрать ключи

к долголетию лишь тела,

нету ни души

в этом теле прогорелом,

лучше не ищи...

Бродят по Земле умелые,

крепкие в кости,

толпы бодрых,

пустотелых

тел,

ты их прости...

Спором вздорным изможденный

вымотан, без сил,

разоренный, осужденный,

я не уследил

за флейтистом беспардонным,

вдруг заголосил,

как козел на стадионе,

всплакал и взгрустил

блеющим хасидским стоном,

но притормозил,

и пошел,

вначале сонно,

будто позабыл

он мелодию спросонья...

а потом сложил

мне в подарок танец скромный,

я -

примерз, застыл

и пустился в пляс, бездомный,

в сторону могил,

где в толпе глухой и темной

кадиш говорил

по отцу я,

видно, помер,

я и позабыл,

как же так...

отец? -

вот номер...

кто-то попросил

подойти к окну в том доме,

где еще коптил

огонек свечи,

в проеме

он мне осветил

колыбель,

над ней в истоме

сонной мать,

там лил

мне сквозь