Цветаева Марина Ивановна
«Чародей»

Рояль умолкнул. Дребезжащий

Откуда-то – на смену – звук.

Играет музыкальный ящик,

Старинный друг,

Весь век до хрипоты, до стона,

Игравший трио этих пьес:

Марш кукол – Auf der Blauen Donau[3] —

И экосез.

В мир голосов и гобеленов

Открылась тайная тропа:

О, рай златоволосых венок!

О, вальс в три па!

Под вальс невинный, вальс старинный

Танцуют наши три весны, —

Холодным зеркалом гостиной —

Отражены.

Так, залу окружив трикраты,

– Тройной тоскующий тростник, —

Вплываем в царство белых статуй

И старых книг.

На вышке шкафа, сер и пылен,

Видавший лучшие лета,

Угрюмо восседает филин

С лицом кота.

С набитым филином в соседстве

Спит Зевс, тот непонятный дед,

Которым нас пугали в детстве,

Что – людоед.

Как переполненные соты —

Ряд книжных полок. Тронул блик

Пергаментные переплеты

Старинных книг.

Цвет Греции и слава Рима, —

Неисчислимые тома!

Здесь – сколько б солнца ни внесли мы, —

Всегда зима.

Последним солнцем розовея,

Распахнутый лежит Платон...

Бюст Аполлона – план Музея —

И всё – как сон.

Уже везде по дому ставни

Захлопываются, стуча.

В гостиной – где пожар недавний? —

Уж ни луча.

Все меньше и все меньше света,

Все ближе и все ближе стук...

Уж половина кабинета

Ослепла вдруг.

Еще единым мутным глазом

Белеет левое окно.

Но ставни стукнули – и разом

Совсем темно.

Самозабвение – нирвана —

Что, фениксы, попались в сеть?! —

На дальних валиках дивана

Не усидеть!

Уже в углу вздохнуло что-то,

И что-то дрогнуло чуть-чуть.

Тихонько скрипнули ворота:

Кому-то в путь.

Иль кто-то держит путь обратный

– Уж наши руки стали льдом —

В завороженный, невозвратный

Наш старый дом.

Мать под землей, отец в Каире...

Еще какое-то пятно!

Уже ничто смешное в мире

Нам не смешно.

Уже мы поняли без слова,

Что белое у шкафа – гроб.

И сердце, растеряв подковы,

Летит в галоп.

– “Есть в мире ночь. Она беззвездна.

Есть в мире дух, он весь – обман.

Есть мир. Ему названье – бездна

И океан.

Кто в этом океане плавал —

Тому обратно нет путей!

Я в нем погиб. – Обратно, Дьявол!

Не тронь детей!

А вы, безудержные дети,

С умом, пронзительным, как лед, —

С безумьем всех