Пастернак Борис
«Сестра моя, жизнь»

Как в российскую хвойную скорбкость

Скипидарной, как утро, струи

Погружали постройки свой корпус

И лицо окунал конвоир.

О, теперь и от лип не в секрете:

Город пуст по зарям оттого,

Что последний из смертных в карете

Под стихом и при нем часовой.

В то же утро, ушам не поверя,

Протереть не успевши очей,

Сколько бедных, истерзанных перьев

Рвется к окнам из рук рифмачей!

Густая слякоть клейковиной

Полощет улиц колею:

К виновному прилип невинный,

И день, и дождь, и даль в клею.

Ненастье настилает скаты,

Гремит железом пласт о пласт,

Свергает власти, рвет плакаты,

Натравливает класс на класс.

Костры. Пикеты. Мгла. Поэты

Уже печатают тюки

Стихов потомкам на пакеты

И нам под кету и пайки.

Тогда, как вечная случайность,

Подкрадывается зима

Под окна прачечных и чайных

И прячет хлеб по закромам.

Коротким днем, как коркой сыра,

Играют крысы на софе

И, протащив по всей квартире,

Укатывают за буфет.

На смену спорам оборонцев —

Как север, ровный Совнарком [43] ,

Безбрежный снег, и ночь и солнце,

С утра глядящее сморчком.

Пониклый день, серьё и быдло,

Обидных выдач жалкий цикл,

По виду – жизнь для мотоциклов

И обданных повидлой игл.

Для галок и красногвардейцев,

Под черной кожи мокрый хром.

Какой еще заре зардеться

При взгляде на такой разгром?

На самом деле ж это – небо

Намыкавшейся всласть зимы,

По всем окопам и совдепам [44]

За хлеб восставшей и за мир.

На самом деле это где-то

Задетый ветром с моря рой

Горящих глаз Петросовета,

Вперенных в небывалый строй.

Да, это то, за