Гораций Квинт
«Наука поэзии»

В длинной одежде; и самая лира умножила звуки.

Выговор скорый тогда превратился в высокий и важный,

Стали вводить в разговор изреченья, потом прорицанья,

Так что поэт наконец говорил, как Дельфийский оракул.

220 Прежде трагический скромный поэт за козла состязался.

Вскоре во всей наготе стал лесных выставлять он Сатиров,

Вскоре попробовал с важностью вместе и резкую шутку,

С тем чтобы новым занять чем-нибудь, чем-нибудь да приятным,

Зрителей, после жертв приношенья всегда подгулявших.

Пусть же выводят на сцену насмешливых дерзких Сатиров,

Пусть обращают в смешное предметы и важные даже;

Только совет мой: когда бог какой представляется тут же

Или герой, перед тем появившийся в пурпуре, в злате,

То неприлично, чтоб он говорил, как в харчевне, но также,

230 Чтобы он, уклоняясь земли, в облаках затерялся.

Так! недостоин трагедии стих легкомысленной шутки,

Между Сатиров ей стыдно, как важной матроне, которой

Велено вместе с другими участвовать в праздничной пляске.

Будь я писатель сатир, не одни бы простые реченья,

Не одну б я любил безукрашенность речи народной,

Но не хотел бы совсем и трагедии краски оставить:

Так чтоб речь Дава всегда различалась со смелою речью

Питии дерзкой, у Симона хитро талант захватившей,

Или с речами Силена, слуги и пестуна Вакха.

240 Я бы составил мой слог из знакомых для всех выражений,

Так чтобы каждому легким сначала он мог показаться,

Но чтоб над ним попотел подражатель иной. Так приятность

Много зависит от связи идей, от порядка - их сила!

Если бы я был судьею, то Фавн, убежавший из леса,

Остерегся бы в нежных стихах объясняться, как щеголь,

Уличный житель, который едва не на рынке родился,

И не смел бы в стихах повторять непристойные речи,

Ибо сенатор и всадник, все люди с достатком и вкусом,

Верно, в награду венка не присудят за то, чт_о_ похвалит

250 Покупатель орехов лесных