Левин Константин
«Стихи»

Но тех, кто получил полсажени, Кого отпели суховеи, Не надо путать с персонажами Ремарка и Хемингуэя.

Один из них, случайно выживший, В Москву осеннюю приехал. Он по бульвару брел, как выпивший, И средь живых прошел, как эхо.

Кому-то он мешал в троллейбусе Искусственной ногой своею. Сквозь эти мелкие нелепости Он приближался к Мавзолею.

Он вспомнил холмики размытые, Куски фанеры по дорогам, Глаза солдат, навек открытые, Спокойным светятся упреком.

На них пилоты с неба рушатся, Крестами в тучах застревают... Но не оскудевает мужество, Как небо не устаревает.

И знал солдат, равны для Родины Те, что заглотаны войною, И те, что тут лежат, схоронены В самой стене и под стеною.

1946-1984

* * * Мы непростительно стареем И приближаемся к золе. Что вам сказать? Я был евреем В такое время на земле.

Я не был славой избалован И лишь посмертно признан был, Я так и рвался из былого, Которого я не любил.

Я был скупей, чем каждый третий, Злопамятнее, чем шестой. Я счастья так-таки не встретил, Да, даже на одной Шестой!

. . . . . . . . . . . . .

Но даже в тех кровавых далях, Где вышла смерть на карнавал, Тебя, народ, тебя, страдалец, Я никогда не забывал.

Когда, стянувши боль в затылке Кровавой тряпкой, в маяте, С противотанковой бутылкой Я полз под танк на животе,

Не месть, не честь на поле брани Не слава и не кровь друзей, Другое смертное желанье Прожгло мне тело до костей.

Была то жажда вековая Кого-то переубедить, Пусть в чистом поле умирая, Под гусеницами сгорая, Но правоту свою купить.

Я был не лучше, не храбрее Моих орлов, моих солдат, Остатка нашей батареи, Бомбленной шесть часов подряд.

Я был не лучше, не добрее, Но, клевете в противовес, Я полз под этот танк евреем С