Ольшанский Александр
«Звезда в полыни (сборник стихов)»

На стенах старого жилища -

След угасающих огней,

Приметы тленья,

Пепелища.

Знать, не придется уберечь

Шум вавилонского убранства...

Ночь, угли вольного пространства,

Восторг.

Немеющая речь.

СТАНЦИЯ У ОЗЕРА

Ветер сорвал расписание жизни.

Прежнее чувство -- осколками песни

ранит и ранит -- исчезни, исчезни.

Воскресни!-- -

Тень валуна затекла к изголовью.

Тайна двоих переполнена явью,

словно Синара -- взволнованной кровью

заката.

Пляска сердец в средостении лета.

Запах костра из ночного стаккато.

И не сдается на милость рассвета

цикада.-- -

Близость порогов волнует теченье.

Яростным бегом томится молчанье,

лишь бы открылось второе дыханье

для песни.

x x x

Над полынью сцепились две радуги.

Прячут шпалы в горячий гудрон -

дуновенья Синары и Ладоги.

Нет меня. Я -- июльский перрон:

толчеей и гудками измаянный,

каблукам причиняя урон,

распрощался и скрылся отчаянно.

Нет меня! Я -- мелькание крон:

разгоняя громады бетонные

и на пряслах -- пытливых ворон,

оборву пересуды вагонные...

Нет меня. Я -- клубок макарон:

на террасе в тарелке с каемочкой

под расплавленным сыром томлюсь...

(Рот в чернике, мизинчик в стороночке)

Нет меня, но я скоро явлюсь,

накажу твой мизинец купеческий,

покорюсь новизне (синих) губ,

словно воин с улыбкой младенческой -

буду истово нежен и груб.

Над полынью сцепились две радуги,

обнимая июльский перрон...

Стук сердец от Синары до Ладоги.

Рельсы, шпалы, горячий гудрон.

x x x

Простужен лектор, так похожий на Декарта,

что с гипсовой надменностью взирает:

на толчею лучей, на появленье марта,

на то, как юность с мудростью играет.

Хрипит История, чихая в достоверность

мозолистых цитат из фолиантов...

Ревнует лектор ночь: бытийная неверность,

при свете дня недостающих фантов

Ночи -

лелеет тайну, как синяк под пудрой

на шее второкурсницы истфака.

ОБНАЖЕННАЯ ТИШИНА

Седой властитель, в свой последний вечер,

из ста наложниц выбрал Тишину.

Она в смущенье задувает свечи,

из ста свечей не тронула одну;

шелка снимает -- вздрагивают плечи.

Ее браслеты вечностью звенят

в неистовой, неизреченной