Рильке Райнер Мария
«Стихи (2)»

Как послушно то, что - тишина, что почти как вещь держу, но кротче, вещь, чья суть и от холодной ночи, и меня, увы, утаена.

Потому, быть может, мы невольно к островкам ладоней устремили волны наших душ и радость и бессилье, но кому они нужны вовне?

Ах, чужому, что мы знать не знали, ах, иному, что найдем едва ли, горестям, что нас связали, ветрам весен, что умчались в дали, и все позабывшей тишине.

* * *

Кто может сказать мне, куда я жизнью своей досягаю? Быть может, я ветром, я бурей витаю, или волною быстрой вскипаю, или я - бледная, мерзнущая в мае, продрогшая березка у пруда?

ЛЕТНЯЯ НОЧЬ В ГОРОДЕ

По низовьям темень расстилая, как холстина, ночь висит сырая, тусклым фонарем освещена. Чуть повыше, контуры теряя, выплыл флигель, чья стена глухая светом занялась, не затухая, и, как спелая луна, источает серебристый свет.

Надо всем нетронутые дали тянутся самим себе вослед. Окна белыми в потемках стали, а домов как будто вовсе нет.

ЛУННАЯ НОЧЬ

Ночь так ясна, бездонна и безлика. Уснувший замок. Полная луна. На башне бьют часы, и глубина приемлет звук, безмолвием полна. Потом крик сторожа и эхо крика. И ветерок. И снова тишина. И словно пробудившись ото сна, печально где-то произносит скрипка:

Любимая...

* * *

Мне вечер - книга. С переплета сверкает алая камка. Застежек тонких позолоту ласкает медленно рука.

Страницу первую читаю, и ластятся слова ко мне. И над второю замираю, а третья - видится во сне.

* * *

Мы лишь уста. Но кто, скажи, поет из сердца, что для всех вещей одно? Его биенье в нас раздроблено и незаметно. Не перенесет никто ни радости, ни боли всей. Так в осторожной скупости своей мы лишь уста. В самозабвенный миг удары сердца отверзают нас