Паперная Эстер Соломоновна
«Парнас дыбом»

— Ну, Сэм, расскажите, — попросил я, когда бутылки были уже откупорены, — как вышло, что доллары стали для вас нумизматической редкостью, и мозоли м-сс Пирлс чуть не сделались жертвой вашей финансовой политики.

Сэм задумчиво сплюнул на кончик моего сапога и нехотя проронил:

— Не люблю я попов.

— О, Сэм, — энергично запротестовал я, — вы знаете, что никогда в нашем роду не было длиннорясых.

— Да нет, — угрюмо проворчал он, — я говорю об этом старом мерзавце, об этой клистирной кишке, об этом кроличьем помете, о дакотском мормоне. Ведь собаке цены не было, я мог бы продать каждого щенка не меньше чем за тысячу долларов.

— А пес был ваш? — неуверенно спросил я, боясь, что не совсем точно поспеваю за ходом мыслей Сэма Слокера.

— Ну да, мой. Я получил его еще щенком от сторожа питомника за пачку табаку. Когда дакотское преподобие увидел собаку на выставке, у него хребет затрясся от восторга. Тогда же я и продал ему собаку с условием, что первые щенята — мои. У меня уже и покупатели были. А, проклятый пророк, попадись ты мне, гнилая твоя селезенка, был бы ты у меня кладбищенским мясом!

— Ну, и что же? — с интересом спросил я.

Сэм яростно стукнул кулаком по столу:

— Эта церковная росомаха, этот скаред убил ее из-за куска протухшего ростбифа. Что же, по-вашему, собака так и должна сидеть на диете? Да еще такая благородная собака. Нет, пусть я буду на виселице, пусть мною позавтракают койоты, если я не прав. У этого святоши от жадности свихнуло мозги набекрень, когда он обнаружил, что его мясные запасы тают. Нет собаки, нет щенят — пропали мои доллары.

— Да, — сочувственно заметил я, — история, действительно, неприятная.

Прощаясь, Сэм протянул мне руку и уже в дверях процедил сквозь зубы:

— Только одно и утешает меня, что тащить мясо приучил собаку я сам.