Мориц Юнна
«И в чёрных списках мне светло»

Их кровожадность - свойство вида, въезд в историю.

Когда их пение ликует и плясание,

Перегрызает стадион консерваторию.

Вдруг оказалось, что другие - та же секция

Событий в ящиках с архивными картонками,

А вся их другость - не другее, чем простецкая

Мечта о счастье быть священными подонками.

Вдруг оказалось, что другие - те же самые.

И те же строки, чьё бессмертье светом залито,

Они опять перегрызут в одно касание,

Опять от зависти, что это место занято.

Особенно зимним утром, собирая себя в букетики

Из незабудок, ландышей и заповедных трав,

Когда в снегу по колено мрамор лёгкой атлетики

Делает бег на месте, одежду с себя содрав,

Особенно в это время, когда арабика пенится

И кофеварка медная на медленном дышит огне, -

Память становится острой и мстит, как беглая пленница,

И может убить, но кофе надобно ей, как мне,

Особенно в полумраке, где пахнет водой и окнами,

И так медленно вспоминаешь - какое число и день?…

Вспоминаешь всеми волокнами, всеми глазами мокрыми,

А день на глазах кончается, и венчается с тенью тень,

Особенно там, где блещут цветные снега и звёзды,

Зеленовато-синие, лиловые с желтизной,

А память лёгкой атлетики выбегает на свежий воздух,

Её стрелы, диски и дротики - это я, и