Туманян Ованес
«Давид Сасунский»

«Ну, вступим в бой! – сказал Мелик, -

Но ударять сначала – мне»,

«Пускай – тебе!» – сказал Давид

И стал средь поля на коне,

Взял палицу Мысрамелик,

Помчался, во весь дух гоня,

Он залетел в Диарбекир -

И вновь назад погнал коня.

Три тысячи был лидров вес

Огромной палицы одной.

Ударил он – в пыли исчез,

Заколебался шар земной.

«Землетрясенье? Рухнул мир?» -

В смятеньи спрашивал народ,

«О нет, то жаркой крови пир,

То великанов бой идет!»

«Один удар – и пал Давид!» -

Войскам провозгласил Мелик.

Но из-под тучи крик гремит:

«Я жив!» – Давида грозный крик…

«Ай, ай, – разбегу мало нам!

Гляди, как налечу сейчас!» -

Вскричал Мелик. Могуч и прям,

Сел на коня второй он раз.

Теперь уж скачет он в Алепп,

Оттуда вновь погнал коня.

От вихря пыли мир ослеп,

Под бурей задрожал, стеня.

Разит. Услыша грозный гром,

Оглохли люди, нем язык.

«Осиротел сасунцев дом!» -

Спешит похвастаться Мелик.

«Я жив! – воскликнул вновь Давид, -

Скачи еще – черед не мой!» -

«Ай, ай, разбегу мало нам!..» -

Мелик воскликнул, сам не свой.

Мчал в третий раз он горячо,

И в Мсырский ускакал предел,

И с палицей через плечо

Вновь на Давида налетел.

Изо всех сил ударил он,

Ужасен гром был, мир поник,

Окутан прахом небосклон,

Покрылся тьмою солнца лик,

И вот три ночи и три дня

Стоял подобьем тучи прах,

Была три ночи и три дня

Давида смерть на всех устах.

Три долгих дня ушло, и вот

В стоявшем тучей прахе том

Живой Давид горой встает -

Горою в сумраке густом.

«Теперь, – он молвил, – мой черед!»

Припав к земле, дрожит Мелик, -

Смертельный пал на сердце гнет,

Душой кичливой царь поник.

Он сам в ту яму, в глубь и тьму

Под земляной забрался кров, -

Забился он под сорок шкур,

Залег под сорок жерновов.

И с места прянул, и вскричал

Сын-лев, достойный льва-отца.

Сверкнул, взыграл, забушевал

Меч-молния в руке бойца.

Но мать меликова вопит,

Вопит и пряды рвет седин:

«Топчи мне волосы, Давид!

Но мне даруй удар один!»

Вторично меч Давид вознес,

Сестра меликова – к нему:

«Давид, теперь, – вопит сквозь слез, -

Рази по сердцу моему!»

И час последний наступил.

Давид сказал: «Господь, прости!

Я два удара уступил,

Но третий должен