Туманян Ованес
«Давид Сасунский»

Пустилось зверье из нор, из берлог, -

Разбрелись в горах, покинули лог,

По следу искать их начал Давид,

Он в горы бежит, он в долы бежит.

Волков, медведей, львов, тигров словил,

Их в стадо одно с коровами сбил,

Ввечеру погнал их в Сасун, домой.

Тут и шум и крик, тут и визг и вой.

Перетрусил вновь сасунский народ -

Тьмой-тьмущей зверье на город ползет:

«Дела бросай! -

Себя спасай!»

Тут, рад не рад,

И стар и млад

Скорей утекать: кто в лавку, кто в храм,

Заперлись в домах, сидят по дворам,

Явился Давид, на майдан идет:

«И рано же тут ложится народ!

Коров встречай! Волов встречай!

Эй, кто хозяин? Отворяй!

За одного – все десять на!

За десять – двадцать на сполна!

Скорей вставай, сюда иди,

Коров-волов в хлева веди!»

Глядит – не идут; что ни дом – замкнут.

Разлегся и сам на майдане тут.

Уснул – головой на камне, – устал;

До самой зари сладким сном проспал,

Наутро чем свет поднялись князья,

К Огану пришли, все – одна семья:

«Эй; Оган-Горлан, возьми тебя прах!

К чему дурачка держать в пастухах!

Где овца, где волк – ему невдомек,

Весь Сасун зверьем набил пастушок.

Бога ради, дай другой ему труд,

Не то люди все со страху помрут».

Наказанье с ним! Не Давид – беда!

В отчаянье впал сам Оган тогда,

Он стрелы ему и лук смастерил,

Чтоб в горы Давид стрелять уходил.

Так лук и колчан Давид приобрел,

Далеко в тот день за город забрел, -

Охотником стал. В просяных полях

Воробьев стрелял, перепелок-птах;

К знакомке отца ходил вечерком,

К старухе одной одинокой в дом.

Велик, долговяз, – лежал, как вишап;

У огня в углу раздавался храп.

Однажды пришел с охоты Давид,

Старуха в сердцах ему говорит:

«Ой, чтоб тебя унес мой конец!

Да таков ли ты, каким был отец?

Старуха ведь я, без рук и без ног,

Лишь поле да я, а над нами – бог!

Что ж топчешь посев, что губишь спроста?

Я была б с него целый год сыта!

Коль охотник ты – свой лук забирай.

Сеханасар, Цымцка и меж них весь край

Держала рука отца твоего;

Была для охот гора у него, -

И