Никонов Леха
«Галлюцинации»

 Итак, стараюсь быстрее. Риск. Хочешь, не хочешь. Молчать. Не оглядываться. Клуб горел за спиной. Веселятся. Порошок с туалетного бочка, шот, кикер. Заебись! Девку задрать. Повыёбываться. Сам то? Ничё, скоро по другому спляшут. Говорю, значит, этому - всем вам пиздец. Во всех! Я же с начала нулевых повторяю - доведут вас мусора. Без штанов останетесь. Все поголовно. А хули вы можете? Валить их надо было в девяностых. Всех без разбора. Или вы думали, они сами свалят? На пенсию? Капусту выращивать. Четыреста лет уже. Легавые. Начинали с того, что привязывали к лошадям головы псов. Такие же и сейчас. А этот? Давай, говорит, по дороге - и сыпет на стол. Ну не долбоёб? Вокруг сублимация, тримедин, комплексы, передоз. Веселье - обоссаться! Узкие в облипку джинсы, кеды, пирсинг, косухи, базаровы, чацкие, нечаевы. Где взять? Что завтра? Кто вчера? Прямо и направо. Там не протолкнуться. Прожектор, подвешенный к потолку, вбивал свой луч прямо в центр барной стойки. В "Моте". Конец нулевых. Вспышка. В начале. Всё, что осталось - играть словами. А здесь любая ночь недели - секс, наркота, рок. Единственное место на седьмой части. Любой день. Блевали по углам. Поколение свободы. Дурь, порошок. Гулаги, институты. Около музыкального автомата тип в капюшоне амфитаминовой скороговоркой. Она слушает с тусклым взглядом. Поправляет волосы. Сигарета. Ну неужели это всё?. Выход. Справа - церковь. Покойник на покойнике. Налево через мост. Метро открыто. Барыга. Страх и трепет. Первое слово съел. Пусть потом он её. Плевать. Отдам тримедин и свалю. Солнце уже вырвалось из низкого неба и там, где визга никто не слышал, улицу резал кривой солнечный луч. Всё было бесполезно... Нулевые проваливались в небытие, а мы, точно какие-то крысы, уже прятались в комнате, где телевизор нервно мигал в углу, бормоча что-то на непонятном языке - Смотри, что делается ...кого-то резали,