Маркиш Перец
«Баллада о двадцати восьми»

И смерть, как над миром, не властна над ней.

И ветер к траншее гвардейцев прильнул:

"О ветер, пробейся сквозь пламя и гул.

Посланцем ступай и Кремлю доложи:

Мы телом своим отстоим рубежи

В неравном бою, в огневом колесе -

На вздыбленном Волоколамском шоссе".

5

Россия, созревшая в гневе боев,

От края до края раздался твой зов,

Дружины ветров на врага обрати,

Встречай его бурей на каждом пути.

В отвагу и мощь, как в доспех броневой,

Сынов облачи для страды боевой.

Буди в поднебесье вершины хребтов,

Огнем заколдуй беспределье снегов,

Прикличь сребробронные стужи зимы,

Кровавое выжги отродье чумы.

Винтовки -- на взводе, надежна рука,

И -- свист молодецкий летит с большака.

Гвардейцы! Гранатами крой по врагу.

Удар громовой. Ослепительный гул.

И -- дыбом просторы, и даль -- ходуном,

И танк -- исступленным захлестнут огнем.

В смятенье ноздрями поводит другой,

С распоротой и обожженной броней.

И словно над бездной, в испуге, слепой,

Сожженные лапы подняв пред собой,

Со скрежетом третий, минуя откос,

Бокастое тулово тяжко занес.

С налета в затылок четвертому лбом

И замер, застыл в онеменье тупом.

Снега голубые в кровавой росе

На вздыбленном Волоколамском шоссе,

Над люком стрелок запрокинулся, нем,

Слетает подшибленным вороном шлем,

Рука протянулась в простор пустырей:

В Москву! На парад! Ну ступай, поскорей!

О русских санях бредил ты наяву.

И по первопутку собрался в Москву.

Чего ты закутался в бабий платок?

Что ежишься ты? Иль на стуже продрог?

Раздумье взяло? Не по вкусу свинец?

Иль русской зимой зачарован, мертвец?

Крылатая ненависть, пламенный гнев:

"Без спросу пришел ты сюда, обнаглев".

Израненных танков неистовый гуд...

Они потрохами стальными блюют...

Вот втянут четвертый в огня коловерть,

Вот пятого к счету прибавила смерть.

"Попотчевать пойлом собачьих сынов!" -

Чеканит приказ, непреклонно суров.

Бутылку с горючим -- по танкам взахлест,

Метнулись они, как жар-птицы из гнезд.

И, стиснут объятием огненных крыл,