Соколов Саша
«Между собакой и волком»

Ни рыбы-химеры в реке не живут,

Ни рыба, к примеру, горбыль.

О, как мне душно будет

Когда-нибудь в пыли

Архива, его полок,

Эх, скушно будет мне.

Однажды и в пенсне

Нагрянет архивист.

Во мне он станет рыться,

Копаться, разбираться

В каракулях – найдет:

Рисунок и портрет,

В кунсткамеру билет,

И среди остальных –

Записку эту вот

И о себе прочтет.

И он смеяться станет:

Ха-ха, на весь архив,

Охотник архаичен,

Беда как неприличен,

Однако прозорлив.

И как он счастлив будет

Находкою своей.

И будет, просто будет,

А я-то уж не буду,

Ни в праздники, ни в будни,

Но как мне вечно будет

От времени вдали,

Вдали от обязательств,

В стесненье обстоятельств,

В удушливой пыли!

Над кофейника носиком пар,

Словно капитулянтский флажок.

Нацеди кофейку, мой дружок,

Восхитителен этот навар.

Повевай, про Бразилию весть –

Аромат, что премного воспет.

Не беда, что бразильского нет,

Хорошо хоть с цикорием есть.

Нас так балует мало судьба,

Что и цикорию рад, как эрзя,

Ведь не сами ль мы чей-то эрзац,

И не наше ли дело труба.

Посему, не взирая на то,

Что бобылок прекрасных – полно,

Объявляю, что мне все равно,

Кто мне штопает шарф и пальто.

Оттого, хоть из лести не сшить

Лисьей шубы, скажу не тая:

Ты прекрасна, бобылка моя;

А портрет – так с него же не пить.

Неспроста перочинный вострю:

Близок ангела день твоего,

Подарить не придумав чего,

Шкуру вепря тебе отмездрю.

Завари же в преддверие тьмы,

Полувечером, мнимозимой

Псевдокофий, что ложнокумой

Квазимодною даден взаймы.

Старина! как сербу чизма

Из Хорватии тесна,

И как милая отчизна,

Или собственная тризна,

Зачастую нам скучна,

Так и наша укоризна

Вам, художникам, нужна.

То ли спутал ты, дружище,

Впечатленья от веков,

То ль писал ты Городнище

Совершенно без очков.

Ибо ловчие в кафтанах

И немодных башлыках

Мне по крайней мере странны,

А тем более – в чулках.

И не кончится забава

Ни добром и ни бобром,

Если выйдем мы в облаву

Не с берданкой, а с багром.

На котором, между прочим,

За спиною у стрелка

Все качается, всклокочен,

Образ волка-тумака.

Обстоятельства же наши

Ты повапил, словно гроб:

Позлащенные ягдташи

Сторонятся здешних троп.

И чресчур благообразны

Три красотки кубаре,

Опаляющие праздно

Поросенка на костре.

Мастер мой, та дульче вита

В осененье острых крыш,

О которой всей палитрой

Ты столь искренно скорбишь,

Перешла, быльем повита,

Но вороны те же; кыш!

Тем