Рубальская Лариса
«Напрасные слова»

Так вот, в случае с Ястребовым кулаки дали себя знать. Но не пойду же я бить очень молодого доктора наук, метящего в академики? И созрел у меня коварный план мести.

Ястребов появился на следующее утро – такой же великий и недовольный. В его глазах было написано: дуры! Серость тупая!

Я сидела за машинкой и очень быстро печатала. Настолько быстро – раньше же я долго работала машинисткой, – что Ястребов, на секунду забыв про презрение, спросил: «Где это ты так стрекотать научилась?»

Я ему не ответила, потому что меня позвали к телефону. Не переставая печатать, я прислонила трубку к уху и стала громко говорить по-японски – как раз в то время я его изучала. Ястребов замер: «Ты на каком это языке?» Я, не переставая печатать: «Да на японском. Приехала моя подруга японка, импресарио Рихтера, пригласила вечером на концерт маэстро».

Надпись в глазах Ястребова стала медленно меняться.

Тут Татьяна Степановна ко мне с вопросом обращается: «Лариска, с утра хожу, как дура, не могу вспомнить, как „Илиада“ Гомера начинается?»

Я, печатая: «Гнев, о, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…» Гекзаметром, в общем, ответила. А чтоб Ястребов не спросил вторую строчку, о которой я, естественно, понятия не имела, уже подоспела Анна: «Ларис, считать лень, сколько будет 1250 умножить на 1348?» Я, без запинки: 1685048.

Ястребов остолбенел, схватил ручку, бумагу (калькуляторов в то время еще не было) и стал умножать. Все сошлось. Он закричал как сумасшедший: «Что ты тут делаешь? Ты же уникум!»

И тут мы хором как грянули: «А у нас тут все такие!»

Ястребов побледнел, осел на стул. Отзывчивая Любка накапала ему валокордина. Он пришел в себя, забрал работу и ушел. Наверно, так до конца ничего и не понял.

Сейчас, по телевизору, молодой еще академик, он выступал перед аудиторией, а в глазах была знакомая надпись: «Все вы дураки и серые тупицы».

А я смеялась и вспоминала, как мы потом пили все вместе Рислинг, и я предложила тост