Элиот Томас Стернз
«Пруфрок и другие наблюдения»

Это пламя не дрожало бы.

Но так как никто, как я слышал,

Никогда не вернулся из этих глубин,

Я отвечаю тебе, не боясь бесчестия.

Ад. Песнь 27, ст. 61-66

Что ж, пошли, вы да я,

В час, когда на небе вечер разлегся,

Как на столе пациент под эфиром.

Что ж, пошли по пустынным кварталам,

Убежищам беспокойно бормочущих ночей,

В дешевые номера, что сдаются "на ночь",

В усыпанные устричными раковинами пивные.

Улицы тянутся, как надоевшие доводы,

Коварно крадутся от дома к дому,

Ведут к проклятому вопросу...

Ох, не спрашивайте: какому?

Пошли, навестили, кого следует.

По комнатам женщины - туда и назад

О Микеланджело говорят.

Желтый туман чешет спину о стекла,

Желтый дым трет о стекла нос,

Черной ночи углы зализаны,

Он медлит в канаве, он в лужу врос,

Сажа труб его обволокла,

Он залез под балкон и оттуда прядает,

Но заметив, что октябрьская ночь тепла,

Вокруг дома свернулся и засыпает.

И в самом деле: есть еще время

Туману желтому красться вдоль домов,

Почесывая спину о выступы углов.

Есть еще время, есть еще время,

Для встречи новых лиц создать себе лицо,

Есть время, и убить, и вновь создать,

Есть время для трудов и дней тех рук,

Что пред тобой вопрос на стол роняют,

Час - для вас, и час - для нас,

И час для тысячи шатаний,

Для тысячи смотрув и пересмутров,

Пока не взял я в руки чашку и печенье.

По комнатам женщины - туда и назад

О Микеланджело говорят.

И в самом деле: есть еще время

Спросить себя: Посмею я? Посмею?

Успею повернуться к ним спиной

И - вниз по лестнице, сияя плешью.

("Однако, как он облысел!")

На мне пиджак, воротничок тугой

И галстук - скромный, но с булавкой.

("Однако, до чего же он похудел!")

Посмею ль я

Обеспокоить космос?

Одной минуты мне довольно

Для всех