Бодлер Шарль
«Падаль»

И что же? Ты станешь вот тем же, моя дорогая,

Такою же падалью будешь и ты,

Мой ангел прелестный, любовь моя, радость святая,

Звезда моей жизни, созданье мечты!

Да! Будешь ты тем же! Я вижу, как ты, разлагаясь,

Царица прелестных восторженных грeз,

В холодную землю ты ляжешь, со смертью венчаясь,

Сгниeшь под гирляндами сорванных роз:

Тогда о скажи тем червям, что твои поцелуи

Есть будут, скажи им, моя красота,

Что помнить я буду подругу свою дорогую,

Что в Смерти жива дорогая Мечта!

Более сложную - в духе символизма - интерпретацию этого произведения предлагал Эллис. В изложении Андрея Белого она звучит так: "...в центре сознания - культ мечты, непереносимой в действительность, которая - падаль-де; она - труп мечты". Такое прочтение в какой-то степени верно отражает мировоззрение Бодлера, хотя сам перевод Эллиса и не пришeлся А. Белому по вкусу: как он язвительно замечает, "Кобылинский читал <...> "Падаль" в плохом переводе своeм; в нeм Бодлера и не было..." Это суждение сейчас представляется чрезмерно строгим; впрочем, перевод Эллиса публикуется ниже, и читатель может судить о нем сам.

У русских декадентов существовал настоящий культ необычных и маниакально-острых ощущений, так называемых "мигов", как главного объекта поэтического изображения. Наивысшей удачей считалось вместить в классически совершенную форму самые тонкие и невиданные прежде оттенки