Кулибин Борис Иванович
«Тюремный вальс (стихи)»

Земля в него вдыхала силу.

И света яркого прилив

С рассветом солнышко дарило.

Он на распутье трех дорог

Стоял задумчивый и гордый,

В тени укрыться странник мог,

Под той листвой - зеленой, твердой.

Гордился дуб своей красой!

Он вдаль кидал любовно взоры...

Он видел город молодой,

Поля, леса, седые горы.

Он много видел, много знал,

Дуб был царем лесной природы!

Он с ветром шелестя играл,

Поэты пели ему оды.

И вдруг не стало птичьих песен.

В испуге сник дремучий бор.

А по дороге с пылью вместе

Примчался смерч с далеких гор.

И молния вонзило жало

В кору красавца моего.

Качался Дуб, земля дрожала,

И с корнём вырвал смерч его!

Так на распутье трёх дорог

Лежал мой Дуб и встать не мог.

А ведь, бывало, в жаркий день

Прохладу он дарил и тень.

Иссохнул Дуб за много лет,

И здесь порой грустит поэт.

Тюремный вальс

Разговора не получилось. Павел Трофимов был апатичен и вял, реакция замедленна, ответы односложны.

Он смотрел мимо меня пустыми, казалось, невидящими глазами.

В углу камеры стоял надзиратель, тихонько похлопывая дубинкой по ладони. С приговоренными к смерти разрешалось общаться только в присутствии охраны.

Передо мной сидел двадцатидвухлетний парень со скованными наручниками руками.

Ничего не осталось от молодого отморозка, державшего в страхе весь район вокруг завода малолитражных двигателей.

Ночью он с подельниками поджидали припозднившихся прохожих, затаскивали их на пустырь, раздевали, снимали часы, отбирали деньги и убивали заточками.

Потом их повязали опера угрозыска. Следствие, суд, высшая мера четверым, а пятому, как малолетке, десять лет.

Я приехал писать о том, как заводской комсомол упустил пятерых товарищей по ВЛКСМ. Уговорили начальника тюрьмы, вопреки всем правилам, разрешить мне поговорить со смертником.

Но разговора не получилось.

- Все, пора, - сказал старшина-надзиратель, - вы уж извините, но больше он ничего не скажет, боится очень.

Я встал. Надо было что-то сказать Трофимову. Любая