Кулибин Борис Иванович
«Тюремный вальс (стихи)»

А совсем рядом тосковал красивый мужской голос. И столько горя и нежности было в нем, что в библиотеке все затихли, прислушиваясь к нему.

- Готовим новогодний концерт, - сказал Назаров.

- Здорово поет.

- Знаете, - Назаров достал сигарету, - я уже двадцать с гаком лет с ними работаю, столько талантов перевидал. Среди зеков есть замечательные художники, замечательные певцы, прекрасные поэты. Только вот одно плохо засасывает их зона. Она как болото. А на волю вышел - закон воровской исполняй. А потом опять суд, этап, да за колючку. Вот там и остаются таланты.

- А этот певец?

- Вор. И идет по блатной дороге.

Назаров провожал меня до вахты.

На "воле" сахарно-белая, блестящая под зимним солнцем, ледяная лента Ишима и рельефная полоса шоссе, ведущего в Петропавловск.

А голос певца, печальный и сильный, словно плывет над заснеженной степью, скорбя об утраченной свободе.

И почему-то песня эта соответствовала моему настроению. Я приехал работать в молодежную газету Целинного края не от хорошей жизни. И был там чудовищно одинок и неустроен.

Он пел. В зале музея "Экслибрис" на Пушечной улице собралось человек шестьдесят. Они смотрели на сильные руки певца в синеве наколок, перебирающие струны гитары, слушали чуть хрипловатый голос.

Он пел:

Почему же ветер не поет

Голосом божественной гитары,

Может его мент в кичман ведет,

Чтобы посадить его на нары.

Почему не радует луна

Ласковым своим неясным светом,

Видно, тот ментяря-сатана

Спрятал и ее в кичмане где-то.

Почему же клен листвой не пел,

Стоя у реки, как пес у плошки.

Видно, мент наручники надел

На его зеленые ладошки.

Почему ж вода в реке черна,

Берега пологие слезятся,

Эх, не может, видно, и она

От мента поганого сорваться.

Вот и мне никак не убежать,

Все равно меня ментяра схватит,

Только я не брошу воровать,