Лукницкий Павел Николаевич
«Стихотворения»

Ничто, в неразгаданном этом краю,

Не бросило тени на память мою.

Хотя я и помню: людей и вестей

Хотелось так иногда,

Что боль излучалась из мертвых камней,

Что скрежетала в падучей вода,

Что кости из тела ломились на ветер,

Который людей через месяцы встретит.

Важно не это: судьи суровей,

Меня иссушая вопросами,

Памир размышлял: "- Ну, а этого, - вровень

С лучшими? Или с отбросами?"

И я отвечал ему ходом коня,

Рукою недремлющей на винтовке,

И тем, что в ночи не замерз без огня,

И тем, что над пропастью не был неловким,

И тем, что не требовал хлеба у неба,

В котором порой даже воздуха не было...

... Я рад, что, прощаясь, сказал мне Памир:

"- Товарищ, да будет с тобою мир!"

16 января 1931

3.

* *

*

Кнопка. И пальца прикосновенье.

Разинуты рты. Дышать тяжело.

И сто километров - одно мгновенье.

И полокеана вулканом взмело.

Так будет, когда дослушают страны

Горбатых физиков разговор...

Но успокойся! Пока еще рано

В их детских глазах читать приговор!

16 октября 1928

* *

*

Так. На земле начинается газом.

В небе - бомбами, рвущими облака мглу.

В реках - искусственной чумной заразой.

Шпионскими взрывами в дальнем тылу.

Знаю. Так начинается этот

Совершенно понятный большой разговор.

Если раз испугаться, значит, песенка спета,

Значит, все было зря, значит, боль и позор.

Если раз испугаться, значит, стать истуканом,

Мертвым камнем, бессильным сразиться с бедой.

Так берут мясники под микитки барана,

Волокут, - и он молча трясет головой.

Не испуг, а иначе... Громадная злоба,

Чтоб сомкнуться с друзьями и двинуться враз,

Чтобы прямо глядеть на врага, и - не в оба,

А в миллион рассыпающих ненависть глаз!

Ленинград,1933

* *

*

Минуты последние мира даны.

Безумец, кто тратит их даром.

Кантонца и баска мне лица родны,

Равно озаренны пожаром.

Я мышцы проверю. И