Стернин Григорий
«Песни нашего двора»

Увидал он и крикнул ей: "Рая!"

И забыл на минуту штурвал.

Тут машина, трехтонная "АМО",

Вбок рванулась, с обрыва сошла

И в волнах серебрящейся Чуи

Вместе с Колей конец свой нашла.

На могилу лихому шоферу,

Что боязни и страха не знал,

Положили разбитые фары

И любимой машины штурвал.

И теперь уже больше не мчится

"Форд" знакомый над Чуей-рекой,

Он здесь едет как будто усталый,

Направляемый слабой рукой.

Есть по Чуйскому тракту дорога.

Ездит много по ней шоферов.

Был там самый отчаянный шофер,

Звали Колька его Снегирев.

МОСКОВСКИЙ ТРАКТ

Московский тракт проложен до Херсона,

И как-то раз по этому пути

Машина "ГАЗ", груженная бензином,

Хотела "сто тридцатый" обойти.

А "сто тридцатый" шел с боеприпасом,

Вела машину девушка шофер:

"Не обгоняй, не трать бензин напрасно

Сильней у "сто тридцатого" мотор!"

И так они неслись до поворота,

Не смея путь друг другу уступить.

А по краям глубокие болота,

А стрелочка на соточке лежит!

Но встречный "МАЗ" решил судьбу иначе:

На повороте врезался он в "ЗИЛ".

Навечно за баранкой ты уснула.

Зачем так было резко тормозить?

РАСКУСИ-КА, БАБУШКА

Раскуси-ка, бабушка,

Мне орешек грецкий.

Зубки твои крепкие

Слепят белизной.

А мои остались

В армии советской,

В тайной части энской,

В шахте пусковой.

Расчеши-ка, бабушка,

Мне волосик детский.

Кудри твои белые

Слепят белизной.

А мои остались

В армии советской,

В тайной части энской,

В шахте пусковой.

Ой, заплачу, бабушка,

Ой, напьюсь "Стрелецкой"

Намекают девушки

На мой грех мужской:

Говорят, осталось все

В армии советской,

В тайной части энской,

В шахте пусковой.

Но одна решилася

В этой жизни светской,

Лысому, беззубому

Назвалась женой.

Нет у ней претензии

К армии советской,

Знать, не все потеряно

В шахте пусковой.

ТЫ ХОДИШЬ ПЬЯНАЯ И ОЧЕНЬ БЛЕДНАЯ

Ты ходишь пьяная и очень бледная

По темным улицам совсем одна.

Тебе мерещится дощечка медная

И штора синяя его окна.

Прижавшись к бархату авто