Мир поэзии Поиск книг    О проекте    Обратная связь    Размещение рекламы

Вулф Олег
«Из книги стихов, эссе и рассказов Переселенцы»

Главная страница / Вулф Олег «Из книги стихов, эссе и рассказов Переселенцы»
чувства юмора, а следовательно - и чувства меры. Домой он из военкомата не вернулся, а был сразу переведен в часть, где прошел так называвемый курс молодого бойца, сваливаясь от голода, холода, безнадежности и бессонных ночей. Первое время его тайно избивали по ночам мосластые кавказские старослужащие, днями же он отрешенно маршировал по плацу, и маршрут этот должен был означать одно: воистину пребываешь ты кем-то вроде опростившегося, малого, фальшивого гавриила в стране неопровержимой лжи, о которой сказано, что государство - заговор богачей во имя личной выгоды.* Мать его, впрочем, бережно сохраняла еженедельные письма, в которых он бодро живописал о вещах третьестепенных и скучных, наполняя ее сердце смутными подозрениями. Лишь год спустя она поняла, с каким удовольствием этот почтовый ритуал перлюстрировался в убогой канцелярии части.


О бедолагах, тянущих лямку по соседству, он знал, что армейская дружба - по несчастью, и пропадает с первыми лучами солнца. Лишь любовь по несчастью, а не дружба, имеет право на жизнь. Собственно, это и есть жизнь, думал Кантонист, привычно удивляясь тому, что доступное, как обычно, открывается единицам. Мучительно становился он человеком, постигая мир как бесцельное и бессмысленное зло. Бесконечное страдание зла, размышлял Кантонист, выраженное в преходящести слабых и смертных существ, тщеславно и без унизительности переживающих ненасытность своего несовершенства.


Отсутствие в нем ненависти, страха и унижения компенсировалось острым чувством абсурда. Многие годы спустя, не взирая на выдающуюся докторскую по Канту, это чувтво заявляло о себе с неопровержимостью армейской татуировки. По прежнему пребывая на теле в виде архангела Гавриила, поражающего маленького, явно страдающего дракона, татуировка оставалась единственным доказательством того, что Кантонист и есть тот самый рядовой Цуркис, безвестно скрипевший снежком в карауле у станционных складов, таращась в зведное небо тридцатилетней давности.


Будучи ко времени начала повествования от роду лет 50-ти, он решил отпустить бороду, не по примеру людей того же возраста и своего круга, а оттого, что в свои годы

Назад  

стр.25

  Вперед
Наши спонсоры:
Назад  

стр.25

  Вперед