Бертран Алоизиюс
«Гаспар из тьмы. Фантазии в манере Рембрандта и Калло»

Кому не по вкусу в знойные летние дни в лесной чаще, когда крикуньи-сойки дерутся из-за тенистого местечка в листве, вздремнуть на мху, под сенью дуба?

Два грабителя, позевывая, спросили у цыгана, который расталкивал их ногой, словно поросят: «Который час?».

– Вставайте! – отвечал тот, – вставайте! Пора удирать. Маркиз д'Арока с шестью альгвасилами напал на наш след.

– Маркиз д'Арока? Тот самый, у которого я стащил часы, когда в Сантильяне [149] шла процессия преподобных доминиканцев? – спросил один.

– Маркиз д'Арока, у которого я увел мула на саламанкской ярмарке? – спросил другой.

– Тот самый, – подтвердил цыган. – Надо поскорее добраться до монастыря траппистов [150] и скрыться там на недельку под видом кающихся.

– Стой! Минутку! Сначала верните мне моего мула и часы!

То был не кто иной, как сам маркиз д'Арока во главе шести альгвасилов; одной рукой он раздвинул белесую листву орешников, а в другой держал шпагу, готовясь пронзить разбойников.

Он отпер сундучок с драгоценностями, которые надлежало разделить между участниками шайки; тут лежали вперемешку церковная утварь, червонцы, нитка жемчуга и бриллиантовое ожерелье.

– Тебе, Энрикес, серьги и перстень маркиза д'Арока! Тебе, раз ты убил его из карабина, когда он ехал в своей почтовой карете.

Энрикес надел на палец окровавленный топаз и вдел в уши аметистовые серьги, выточенные в виде капелек крови.

Вот какая судьба суждена была сережкам, которые служили украшением герцогине Медина-Сели, а месяц спустя Энрикес за поцелуй отдал их дочери тюремщика!

Вот какая судьба суждена была перстню, за