Горалик Линор
«Подсекай, Петруша»

но только не мы.

Мы ведь были точно такими же и пять лет назад, и восемь, и десять, –

только больше ростом — и ещё что-то,

изменившееся совершенно неуловимо, –

незначительное,

неважно.

"Через десять лет, — будут думать они, глядя на нас. — Может быть, через двадцать."

Рано или поздно, но непременно.

И это страшно, но неизбежно.

Им тогда будет — нет, ещё не очень много, –

но тем, другим, уже будет по пять или по восемь,

и всё будет меняться

так быстро.

Так.

Чудовищно.

Быстро.

Мы могли бы тогда сказать им:

"Надо просто потерпеть — лет восемь или десять".

Но к этому времени очень многое может измениться.

В первую очередь — для нас, конечно.

Орудие Твоё идёт домой,

волочит за руку Орудие Твоё,

Орудие Твоё их ждёт, расставив миски.

Орудие Орудью в коридоре едва кивает, отдаёт пакеты,

Орудие Орудию молчит.

Немного позже, после пива,

Орудие Орудию кричит: "Исчадие!"

Орудие встаёт, швыряет пульт,

идёт в сортир и плачет.

Орудие Твоё идёт, ложится,

встаёт, берёт таблетку и ложится.

За стенкою, разбужено, Орудье

боится, что теперь совсем конец.

Встаёт, берёт медведя и ложится,

не спит и думает: "Медведь, медведь, медведь".

Как много, Господи, орудий у тебя.

Всё раскалённые, с шипами.