Евтушенко Евгений
«Северная надбавка»

Окончились красивые дома

и даже некрасивые окончились.

Он постукал в окраинный барак,

который столь похожим был на северный.

"Чего стучишь!

Открыта дверь и так..." -

угрюмо пробурчал старик рассерженный.

Вошел приезжий в длинный коридор,

смущаясь:

"Мне бы Щепочкину Валю..."

"Такой здесь нет...

Все ходют,

носют сор,

и, кстати, нас вчерась обворовали..."

"Как нет!

Я брат ей...

Я писал сюда.

Ну, правда, года три последним разом.

Дед, вспомни -

медицинская сестра.

С рыжцой!

Косит немного левым глазом!"

"Ах, эта Валька -

Юркина жена!

Я хоть старик,

а человек здесь новый

и путаюсь в фамилиях.

Она

не Щепочкина вовсе,

а Чернова".

"А где они живут!"

"Вон там живут.

Был Юрка на бульдозере,

а нынче

Валюха его тянет в институт,

и мужа

и двоих детишек нянча.

Валюха,

доложу тебе,

душа...

А как насчет уколов хороша!

И даже ездит

к самому завскладом,

и всаживает шприц легко-легко...

Как видишь, оценили высоко

своим -

научно выражаясь -

задом".

Рванул приезжий дверь сестры слегка,

и ручка вмиг с шурупами осталась

в его руке,

и вздрогнула рука,

как будто бы нечаянно состарясь.

Он в мокрое внезапно ткнулся лбом

и о прищепку щеку оцарапал.

Пеленки в блеске бело-голубом

роняли, как минуты, капли на пол.

И он увидел,

сжавшийся в углу,

раздвинув тихо занавес пеленок:

один ребенок ерзал на полу,

и грудь сестры сосал другой ребенок.

А над электроплиткой,

юн и тощ,

половником помешивая борщ,

сестренкин муж читал,

как будто требник,

по дизельной механике учебник.

С глазами наподобие маслин

в жабо воздушном

у электроплитки

здесь, правда, третий лишний был -

Муслим,

но это не считалось -

на открытке.

Приезжий от пеленок сделал шаг,

и сдавленно он выговорил:

"Валя..." -

как будто призрак тех болот и шахт,

где есть концерты шумные едва ли.

Сестра с подмокшей ношею своей

привстала,

грудь прикрыла на мгновенье,

Все женщины роняют от волненья,

но не роняют никогда детей.

"Я думала, что ты уже..."

"Погиб?