Автор неизвестен
«Современные куртуазные манеристы (сборник)»

Бухгалтерше, зловредной твари,

Что не дает никак аванса,

Актеркам Варе и Тамаре,

Что взяли тон над ним смеяться,

А так же дуре - сценаристке

Влепить меж поросячьих глазок,

Что б чаще думала о смысле

Своих дебильных киносказок.

А я лежал, седой и мудрый,

В мерцании телеэкрана

С одной хорошенькой лахудрой

И все жалел, жалел Ивана.

Иван, будь чаще с молодежью

И разделяй ее забавы,

Охвачен бесноватой дрожью,

Вали ее в кусты и травы.

Пои ее поганым зельем,

А сам не пей, коли не молод.

И будут выжжены весельем

Промозглость лет и жизни холод

Я любил поджигать кадиллаки Я любил поджигать кадиллаки, Хоть и был я не очень богат, Но буржуи, такие собаки, Норовили всучить суррогат. "Подожди, - говорили, - Вадюша, Хоть вот этот поганенький джип." "Нет, давай кадиллак, дорогуша, Если ты не петух, а мужик". И обиделись вдруг богатеи, Что какой-то пьянчуга - поэт Вытворяет такие затеи, А они, получается, нет. Да, ни в чем не терпел я отказа, Власть я шибко большую имел, Ведь чесались сильней, чем от сглаза, От моих пиитических стрел. Знали, твари, что если вафлером И чмарем обзовет их поэт, То покроет навеки позором И заставит смеяться весь свет. И боялись меня хуже смерти Все министры, менты и воры, А потом сговорились ведь, черти, И отрыли свои топоры. Дали денег, приказ подмахнули И услали меня в Парагвай. Стал я там атташе по культуре, А работа - лишь пей-наливай. Познакомился с девкой хорошей. Хуанитою звали ее, Часто хвост ей и гриву ерошил, Загоняя под кожу дубье. Но ревнива была, асмодейка, И колдунья была, вот те крест, И при мне угрожала всем девкам, Что парша у них сиськи отъест. Целый год остальные мучачи За версту обходили меня. И тогда Хуаниту на даче Утопил я. Такая фигня. Вот иду я однажды по сельве С негритянкой смазливой одной, Запустил пятерню