Рильке Райнер Мария
«Сады»

в присутствии молчания молчать.

Нам связь благоговейная нужнее

с мгновеньями, которые прошли.

Привыкнув думать, что земля сильнее,

как мы расслышим жалобу земли?

42

Тяжелый вечер. Никнет голова.

В нас что-то проявилось.

Мы молимся за узников, за тех,

чья жизнь остановилась.

А разве жизнь твоя не такова?

Жизнь даже к смерти больше не идет,

как заперта.

Напрасна грусть, и сила, и полет:

везде тщета.

Дни постоянно топчутся на месте,

срываясь друг за другом ночью в бездну;

воспоминанье говорит: "Исчезну!",

нет ни малейшей вести

О детстве в старом сердце, только дрожь,

и уподобить жизнь мы склонны дыбе,

но это ложь:

внутри судьбы мы все как в мертвой глыбе.

43

Лошадь, пьющая из фонтана,

нас коснувшийся лист падучий,

руки, губы... Дай только случай

говорить им, звать беспрестанно.

Жизнь подчас меняется стройно,

грезить ей печаль не мешает,

только тот, чье сердце спокойно,

ищет скорбных и утешает.

44

ВЕСНА

I

В стволах деревьев соки

озвучили пейзаж,

и в этот строй высокий

включился голос наш,

хоть слишком кратки сроки.

Ни выхода, ни входа.

Ты путь нам укажи

в твой лабиринт, природа,

где через рубежи

уводит вдаль свобода.

Дать мы другим готовы,

возможность продолжать,

но как сквозь все покровы

мне сердцем поддержать

твои первоосновы?

II

Готовится нам в дар

земля и остальное

отрадное родное

благословенье чар.

Как радуется глаз,

взирая на премьеру!

Однако, зная меру,

мы скажем: хватит с нас.

Хоть зритель невредим,

он склонен к перемене,

и слишком близко к сцене

мы, кажется, сидим.

III

Когда струятся вверх по капиллярам

живые соки, как они давно

текли, теперь играя в буйстве яром,

хоть предстоит отбытье все равно,

их тело, оскорбленное таким

стихийно-взрывчатым напором,

который вопреки любым заторам

для старческих артерий нестерпим,

пытается найти себе опору,

затвердевает вроде льда

и подтверждает, что земля тверда,

ей загодя давая фору.

IV

Убивают вешние соки

престарелых и отрешенных,

а на