Гребенщиков Борис
«Лес»

Чьи-то руки сорвали с петель маленькую красную дверцу и принялись замуровывать образовавшуюся дыру не первой свежести кирпичами. Через пять минут все было кончено. Из-за стены доносились выстрелы и пробитая пулями красная дверца упала на землю.

"Что ж, до свидания, четырехмерная мельница", - сказал Уинки и пошел дальше. И вышел на висящую тропинку. И это была обычная пыльная тропинка, обросшая придорожной крапивой и лопухами. Единственное, что ее отличало от ее сестер, то, что она ни в чем не бывало висела в воздухе этак в двух метрах над землей. Уинки ступил на нее, она легонько качнулась, и из-за ближайшего дерева выступил человек. Было ему лет 50. Худой, невысокий блондин, затянутый в зеленый комбинезон, заляпанный белой краской. Из-под высокого сморщенного лба на Уинки косили неглубоко прозрачные подглуповатые глаза и редкая черточка усов приподнималась над тусклой улыбкой, словно он улыбался нехотя, по долгу службы. Его подчеркнутую безусловную реальность портила только полная его прозрачность.

- Ну что, Уинк, присядь, потолкуем, - сказал неожиданно высоким голосом и присел на тропинку, свесив ноги вниз, - меня зовут Страх.

- Кому ты нужен здесь? Кому из всех тех прекрасных людей, которые живут в этом прекрасном лесу?

Попробуй-ка ответь. Ах да, ты говоришь, нужен. Ты вспоминаешь их лица, слышишь их слова, чувствуешь их взгляды. А если взглянуть глубже? Ты еще помнишь своего любимого Дэвида? Ты хочешь сказать, что нужен ему. Ошибаешься. За пригоршню консервированных снов он отдаст и тебя, и меня, и еще десяток своих родных и близких. А что же ты хочешь? Отнять у него Право видеть сны? А что ты дашь ему взамен? В том-то и дело. Тебе нечего предложить ему. Свою дорогу он выбрал сам и еще не известно, так ли