Батюшков Константин
«Стихотворения (1809-1821)»

Поглотит всех, иль я не я!"

"Посмотрим, - продолжал вполгласа

Поэт, проклятый от Парнаса,

Егда прийдут..." Но вот они,

Подобно как в осенни дни

Поблеклы листия древесны,

Что буря в долах разнесла**,

Так теням сим не весть числа!

Идут толпой в ущелья тесны,

К реке забвения стихов,

Идут под бременем трудов;

Безгласны, бледны, приступают,

Любезных детищей купают...

И более не зрят в волнах!

Но тут Минос, певцам на страх,

Старик угрюмый и курносый,

Чинит расправу и вопросы:

"Кто ты, вещай?" - "Я тот поэт,

По счастью очень плодовитый

(Был тени маленькой ответ),

Я тот, венками роз увитый

Поэт-философ-педагог,

Который задушил Вергилья,

Окоротил Алкею крылья.

Я здесь! Сего бо хощет бог

И долг священныя природы..."***

- "Кто ж ты, болтун?" - "Я... Верзляков!"

- "Ступай и окунися в воды!"

- "Иду... во мне вся мерзнет кровь...

Душа... всего... душа природы,

Спаси... спаси меня, любовь!

Авось..." - "Нет, нет, болтун несчастный,

Довольно я с тобою выл!"

Сказал ему Эрот прекрасный,

Который тут с Психеей был.

"Ступай!" - Пошел, - и нет педанта.

"Кто ты?" - спросил допросчик тень,

Несущу связку фолианта.

"Увы, я целу ночь и день

Писал, пишу и вечно буду

Писать... все прозой, без еров.

Невинен я. На эту груду

Смотри, здесь тысячи листов,

Священной пылию покрытых,

Печатью мелкою убитых,

И нет ера ни одного.

Да, я!.." - "Скорей купать его!"

Но тут явились лица новы

Из белокаменной Москвы.

Какие странные обновы!

От самых ног до головы

Обшиты платья их листами.

Где прозой детской и стихами

Иной кладбище, мавзолей,

Другой журнал души своей,

Другой Меланию, Зюльмису,

Луну, Веспера, голубков,

Глафиру, Хлою, Милитрису,

Баранов, кошек и котов****

Воспел в стихах своих унылых

На всякий лад для женщин милых

(О, век железный!..). А оне

Не только въяве, но во сне

Поэтов не видали бедных.

Из этих лиц уныло-бледных

Один, причесанный