Белый Андрей
«Москва»

Скрипнул визжавый замок; охватило придухою, паревом комнатеночка, с заварызганною постелью, накрытою одеялом лоскутным, с протертым комодиком, на котором древнели прожелчиной дагерротипы и пырскали моли; мужчина уселся на жестяной сундучек и ударился в непрогонное горе; а Грибиков, палец понюхав, вошел в разговор, вероятно, когда-то начавшийся и имеющий продолжение.

- Думай, Романыч, чего тебе так-то.

Мужчина сучил желтомохую руку, сопел и показывал красномордое тупоумие.

- Здесь и помру я: и нечего мне собираться; куды мне деваться.

- Ведь давеча согласился же: александрейку-то взял!

- Взял и пропил: и нет тебе - "фук", возьму и еще, и опять-таки, выпью.

- Так думаешь - тебе барин Мандро и...

- Подарит, коли есть потребность в клоповнике в этом.

- Тебе-то клоповник - зачем. Тебе вот клоповник, другому кому - палестины - раскрысился Грибиков; не посмотрел, а глазами огадил, как будто подвыхаркнул поплевочек - зачем тебе комната: проживешь годов пять, да помрешь: на полатях.

- А может еще и женюсь...

- Эх, Романыч, оставь - разведет краснопузиков тебе баба брюхатая. Сотенку барин Мандро предложил за вмещение этого самого своего человека - лизнувши свой палец, попробовал его он, - это дело тяпляпое: воспротивится фон-Мандро; да ведь он фон-Мандро, - и скоряченный Грибиков шипнул под ухо: - подумай, чем пахнет, уж он сумеет сгноить: по участкам протащит, отправит тебя с волчьим пачпортом по этапу.

Мужчина же - в рявк:

- Кулаком-то сумею расщечить его: знаем мы - фон-Мандро, фон-Мандро. Я и сам фон-Мандро; ну, чего в самом деле пристали: я