Белый Андрей
«Москва»

"Лизаша, Лизаша", - кипело в сознании Мити.

И видел: мадам Вулеву и Лизаша - исчезли.

- Лизаша!

Мандро развивал откровенность - так было не раз уже: будто меж ними условлено что-то; а если и нет, то - условится; это - зависит от Мити; Лизаша - ручательство; впрочем - условий не надо.

Понятно и так.

17.

Голова закружилась: и чувствовал - вкрап в подсознанье. Вина? Или взгляда Мандро? Он - не помнил: в ушах громко ухало; помнил - одно, что условий не надо: понятно и так; очутился в гостиной; наверно в сознании был перерыв, от которого он вдруг очнулся: пред зеркалом.

Кто это?

Красный, клокастый, с руками висляями, - кто-то качнулся у кресел, кругливших свои золоченные, львиные лапочки; Митя склонился на кресло: пылало лицо; и в мозгах копошилось какое-то толокно, 1000 из которого прорастало желанье: Лизашу увидеть, сказать про свое окаянство; за этим пришел.

Точно сон, появилась Лизаша.

Она, как водою, его заливала глазами: стояла в коричневом платьице, с черным передником - на изумрудном экране, разрезывая златокрылую птицу.

- Вы, Митенька, пьяны.

- Нет, знаете, - дело не в этом, а в том, что мне очень, - вы знаете.

Тут он качнулся, схватившись за кресло.

- Ну да: говорили вы это уже.

- Нет, Лизаша, - послушайте: я - ничего не сказал: я пришел говорить: и вы знаете сами, что я ничего не сказал.

- Что такое?

- Подделал, Лизаша!

Она посмотрела вполне изумленно:

- Подделали! Вы? Что такое подделали?

Руку взяла и погладила:

- Подпись отца я подделал.

- Да нет!

И Лизаша погладила щеку, рукою холодной, как лед, поднимая в пространство какие-то неморожденные взоры:

- Несчастненький.

Он за нее ухватился: она - отстранялась.

- Нет, - тише... Вы, бог знает... Пьяны...

Лицом подурнела: и - дернулась, видя, что Митя идет на нее: отступала к портьере.