Годин Алексей
«Адаптированный Гораций»

VII Что ни явись позорной страсти плодом, Будь то Ахилл и Агамемнон вкупе, Елена, вожделенная данайцам Иль Зевса неопознанная смена, Сей плод равно -- плод блуда и разврата, Покуда боги управляют миром И им еще до девок дела нету. Давай теперь на божество ссылаться, Минутные оправдывать влеченья. Все страсти вне закона, потому-то Они равны в постыдности счастливой, Влюбленные грешны и непорочны. Не ревность старца водит нас по кругу, Но жизнь души, покинувшая душу, Сама с рабом немым блудя сравняла И пустота меня переполняет. Я дед внучка! Убийственно известье Благое это. Десять лет хотел я Твой плод назвать и так, и по-другому. И счастье, и позор твои ужасны. Скажу тебе, что сука ты, Даная. Пусть сбудется пророчество глухое, Твою любовь к богам я утоляю. Умерь, Кронид, перунов громыханья, Меня минуло и испепелило Былой любви увядшее страданье. Что мне до сроков: разорвутся нити, И смерть в истоке восторжествовала, Летят по небу солнечные диски, Застыл в броске какой-то юный мальчик.        

VIII Скоро мы в гости пойдем, скоро мы купим орехи. Скоро напьемся слегка и, признаваясь в любви, Глянем на облак летящий, такой же кораблик, Скажем тихонько себе, чтобы не слышал никто: Ну и что, что из этих предметов, увы... Медленным взором своим я слежу Опадание листьев, гусиную невскую кожу. Тихо стучит сердечко, колокол тихо звенит. Я поднимаю очешник, снова роняю. Девочка с киской бежит, мальчик ругается матом. Утки и чайки летят, крякая важно " да-да ".        

IX 1 Вообразился я в косом раю.           Скажи мне, ангел, где они                     Те переулочки глухие, кривые, Где булки розовеют, мякоть задохнулась,           Тепло, и голос не звучит?                     Я сам себе приснился? Наяву ли? Уж булки розовеют, мякоть слышит,           Тепло, и голоса не дышат.