Кузмин Михаил
«Глиняные голубки (Третья книга стихов)»

Мимо бежит глухой Париж...

Что собираешь сосуда осколки,

Целым разбитый вновь творишь?

Ветер в окошко мне пыль не доносит,

Смолкнут вдали колеса фур,

Бледное золото вечер набросит

На пол, на стол, на белый шнур.

Все, что минулося, снова всплывает

В этот прозрачный, светлый час.

Час одиночества, тот тебя знает,

В ком навсегда огонь погас!

2

Как в сердце сумрачно и пусто!

В грядущем - дней пустынных ряд.

Судьба - искусная Локуста,

Как горек твой смертельный яд!

Не я ль, словам твоим послушен,

Стоял часами на мосту?

Но все ж я не был малодушен,

Не бросил жизни в темноту.

По небу пламенным размахом

Закат взвихрился выше труб,

Но я не стал бездушным прахом:

Дышу, живу, ходячий труп.

Кто грудь мою мечом разрежет?

Кто вспрыснет влагою живой?

Когда заря в ночи забрезжит,

Затеплю где светильник свой?

3

Он подошел ко мне свободно,

Сказавши: "Вашей меланхолии

Причина очень мне близка,

И если мыслить благородно,

Что наша жизнь? мираж, не более.

Любовь - безумье, труд - тоска",

И пальцем поправлял слегка

В петлице лепестки магнолии.

Острится подбородок тонкий,

Отмечен черной эспаньолкою,

Цилиндр на голове надет,

Перчаткою играл с болонкой,

Кривились губы шуткой колкою,

И горько говорил поэт:

"И я, как ты, моя Пипетт,

На счастье лишь зубами щелкаю.

Любовь и "вечное" искусство

На камне призрачном основаны,

И безусловна смерть одна.

Что наше сердце, наши чувства?

Не вами, нет, душа окована,

Мечта лишь нам в удел дана".

Тут осушил стакан до дна

И замолчал разочарованно.

Казалось мне, в том разговоре

Всплывало смутно сновидение,

Когда-то виденное мной,

И в этой позе, в этом взоре,

В пустых словах разуверения

Мне голос слышится иной.

И в глубь души моей больной

Входило странное влечение.

4

Чья таинственная воля

Мне в пути тебя послала,

Странно другом нарекла?

Как утоптанное поле,

Жизнь в грядущем мне предстала

И пустыней привлекла.

Так