Кальдерон Педро
«Любовь после смерти или Осада Альпухарры»

Пожалуй, терпенье и мягкость

Здесь были б скорее пригодны:

Не нужно бывает насилье,

Где сам обычай уходит".

Тогда дон Хуан де Мендоса

Он отпрыск знатного рода

Великих маркизов Мондехар

Сказал: "Дон Хуан прекословить

Своим страстям не желает;

Покорный голосу крови,

Своих он жалеет и хочет

Замедлить, отсрочить расправу

С морисками - племенем жалким,

Ничтожным, низким, лукавым".

"Сеньор дон Хуан де Мендоса!

Сказал я. - Была Испания,

Как пленница в собственном доме,

Под игом у мавров данницей.

Но те христиане, что жили

Среди арабов, бесспорно

Сегодня не думают вовсе,

Что прошлое их позорно.

Сказали вы, что мориски

Ничтожное, рабское племя.

С испанским дворянством сравнялись

Дворяне-мавры в то время,

Когда они приобщились

Тот день да пребудет славным!

К святой католической вере.

Такие ж, как я, и подавно:

Ведь мы - королевской крови".

"Арабской крови", - сказал он.

"Так что ж, она королевской

Поэтому быть перестала?"

Ответил я. Шпаги у входа

Оставили мы, и остались

Нам только слова, и, конечно,

В наш спор другие вмешались.

Нет хуже оружья, чем слово,

Без шпаг надо быть немыми:

Ведь рану вылечить легче,

Чем смыть оскорбленье с имени.

Быть может, задев его гордость,

Сказал я лишнее в споре.

В ответ (дрожу, вспоминая!)

Схватил он (о горе мне, горе!)

И вырвал из рук моих посох,

И... Нет, продолженья не ждите!

Рассказ о событье порою

Больней, чем само событье.

Я был оскорблен, защищая,

Я был поруган, вступаясь,

За вас я вступился, - обида

Поэтому всех оскорбляет.

А сына нет у меня,

Чтоб смыть с седин оскорбленье.

Есть дочь, но дочь - это больше

Волненья, чем утешенья.

Мориски храбрые! Вы

Живая Африки память,

А ныне хотят христиане

Вас сделать своими рабами.

Но вся Альпухарра - наша:

И эти гордые горы,

И эти поля, долины,

Цветущих растений море,

В котором селенья, как будто

Гребцами полные челны

(Одно и зовется Галерой),