Никитин Олег Викторович
«Рассказы и стихи»

– Можешь считать, что я тебя провожаю. Ты ведь домой шла?

Она кивнула, едва заметно улыбнувшись и поведя плечиком, что, видимо, означало поеживание.

– Ты что, онемела от счастья? – насмешливо осведомился Федот, постаравшись тем не менее придать голосу должный металл.

– Да, что-то мне невесело с утра, ты хоть на меня не сердись, а то мать все ко мне пристает, что замуж пора, а я что, хорошо хоть сегодня она в ночную смену, не будет канючить, а то совсем застебала, с утра вот я на реставрацию подалась, знаешь же, Дворец Культуры почти разрушился, левое крыло обвалилось, да мне лишь бы ее не слышать, а там даже весело, все студенты да школьники, а туда же, один школьник пристал…

Эка прорвало, думал Федот, выискивая краем глаза, куда швырнуть окурок, но урны не попадались. Он взглянул на башню. Карабинер пристально наблюдал за ним, опершись стволом о парапет, и Федот судорожно стиснул бычок в руке, ощутив резкое жжение в потной ладони. Карабинер вскинул оружие и навел его на Федота. Бинокль ему не выдали, нервно думал Федот, вот и высматривает мой окурок в прицел, гнида, только не сорваться бы, не побежать, спокойно, говорил себе Федот, ощущая противную ватность ног и ржавый привкус крови во рту.

– Что ты сказала? – спросил Федот, с усилием поворачивая скованную челюсть.

– Ты что, не слушаешь меня? И спросила, пойдешь ли ты на субботник в это воскресенье?

Федот заставил себя криво улыбнуться и ослабил хватку окурка, обошлось, кажется, и как это я забыл, что на башне карабинер?

– Чего я там не видел? – Федот чувствовал тяжелую слабость.

– Напрасно, собор ведь плющом зарос, вырубать его собираются, я туда и отправлюсь, там еще на стенах портреты интересные – люди какие-то печальные, а вокруг причесок у них колечки как из света…

– Это в