Евтушенко Евгений
«Казанский университет»

а может быть, это одно.

На лекции Лесгафта ты ли

летела, как будто на бал,

и черные волосы плыли,

отстав от тебя на квартал.

Но первый мужчина, который

увидел твою наготу,

был мерзостный хрыч - коридорный

с гнилыми зубами во рту.

Ухмылка лоснилась на морде,

а ты в крепостной конуре

стояла на гнусном осмотре,

как Жанна д'Арк на костре.

Ты медленно вытянешь волос

со страхом невольным внутри,

но шепчет неслышимый голос:

"Конечно, седой. Не смотри".

И чувствуют зрячие пальцы

морщины - зарубками лет.

Какая гуманность начальства,

что в камере зеркальца нет!

И новая милость державы:

во двор, где полынь и бурьян,

идешь ты с лопатою ржавой

и горсткой садовых семян.

И в рыцарях взрывов и риска

ребяческой нежности взрыв,

и плачет навзрыд террористка,

случайно жука раздавив.

Зовут перелетные утки,

захлестывает синева,

и, будто бы бомбы-малютки,

в суглинок летят семена.

Им будет, наверное, больно

под множеством топчущих ног,

но выдержи, семечко-бомба,

ползи, шлиссельбургский вьюнок!

Конечно, эпохи уродство

цветами украшенный ад,

но важно само садоводство

не место, где выращен сад.

На всех перекрестках опасных,

во всех шлиссельбургах земли

летят семена из-за пазух,

чтоб наши потомки взошли!

Везде, где царят изуверы,

в любой угнетенной стране

вы будьте достойными веры

с бубновым тузом на спине.

Вы, люди, запутались в распрях,

вам сад разводить недосуг,

но всюду, как в камерах разных,

всемирный растет перестук.

Сквозь стены двадцатого века

стучитесь бессмертно, слова:

"Я Вера, я Вера, я Вера.

Вы живы еще? Я жива".

9. ПАСХА

С каким бы вопросом к нему ни

обратиться, он отвечал неизменно

одно: "Как Саша".

А. И. Ульянова-Елизарова

По Симбирску ходит пасха,

пасха водит хоровод.

Шелковая опояска

на удавку подойдет.

Но пока не удавился,

нацелуйся,

кто не глуп,

чтобы сам ты удивился,

сколько выслюнявил губ.

Поцелуй нагайке хвостик,

след чиновьичьих галош!

В чью-то харю харкнуть хотца,

но целуйся