Некрасов Николай Алексеевич
«Полное собрание стихотворений. Том 1»

Не говоря о прелестях других,

Образчик жизни петербургско-русской,

Так ловко переделанной с французской.

Уныло мы проходим жизни путь,

Могло бы нас будить одно – искусство,

Но редко нам разогревает грудь

Из глубины поднявшееся чувство,

Затем что наши русские певцы

Всем хороши, да петь не молодцы,

Затем что наши русские мотивы,

Как наша жизнь, и бедны и сонливы,

И тяжело однообразье их,

Как вид степей пустынных и нагих.

О, скучен день и долог вечер наш!

Однообразны месяцы и годы,

Обеды, карты, дребезжанье чаш,

Визиты, поздравленья и разводы -

Вот наша жизнь. Ее постылый шум

С привычным равнодушьем ухо внемлет,

И в действии пустом кипящий ум

Суров и сух, а сердце глухо дремлет;

И свыкшись с положением таким,

Другого мы как будто не хотим,

Возможность исключений отвергаем

И, словно по профессии, зеваем…

Но – скучны отступления!

Чудак!

Знакомый мне, в прошедшую субботу

Сошел с ума… А был он не дурак

И тысяч сто в год получал доходу,

Спокойно жил, доволен и здоров,

Но обошли его по службе чином,

И вдруг – уныл, задумчив и суров -

Он стал страдать славяно-русским сплином;

И наконец, в один прекрасный день,

Тайком от всех, одевшись наизнанку

В отличия, несвойственные рангу,

Пошел бродить по улицам, как тень,

Да и пропал. Нашли на третьи сутки,

Когда сынком какой-то важной утки

Уж он себя в припадках величал

И в совершенстве кошкою кричал,

Стараясь всех уверить в то же время,

Что чин большой есть тягостное бремя,

И служит он, ей-ей, не для себя,

Но только благо общее любя…

История другая в том же роде

С одним примерным юношей была:

Женился он для денег на уроде,

Она – для денег за него пошла,

И что ж? – о срам! о горе! – оказалось,

Что им обоим только показалось;

Она была как нищая бедна,

И беден был он так же, как она.

Не вынес он нежданного удара

И впал в хандру; в чахотке слег в постель,

И не прожить ему пяти недель.

А нежный тесть, неравнодушно глядя

На муки завербованного зятя

И положенье дочери родной,

Винит во всем "натуришку гнилую"

И думает: "Для дочери другой

Я женишка покрепче завербую".

Собачка у старухи Хвастуновой

Пропала, а у скряги Сурмина

Бежала гувернантка –