Некрасов Николай Алексеевич
«Полное собрание стихотворений. Том 1»

Дом – дворец роскошный, длинный, двухэтажный,

С садом и с решеткой; муж – сановник важный.

Красота, богатство, знатность и свобода -

Всё ей даровали случай и природа.

Только показалась – и над светским миром

Солнцем засияла, вознеслась кумиром!

Воин, царедворец, дипломат, посланник -

Красоты волшебной раболепный данник;

Свет ей рукоплещет, свет ей подражает.

Властвует княгиня, цепи налагает,

Но цепей не носит, прихоти послушна,

Ни за что полюбит, бросит равнодушно:

Ей чужое счастье ничего не стоит -

Если и погибнет, торжество удвоит!

Сердце ли в ней билось чересчур спокойно,

Иль кругом всё было страсти недостойно,

Только ни однажды в молодые лета

Грудь ее любовью не была согрета.

Годы пролетали. В вихре жизни бальной

До поры осенней – пышной и печальной -

Дожила княгиня… Тут супруг скончался. . .

Труден был ей траур, – доктор догадался

И нашел, чтоб воды были б ей полезны

(Доктора в столицах вообще любезны).

Если только русский едет за границу,

Посылай в Палермо, в Пизу или Ниццу,

Быть ему в Париже – так судьбам угодно!

Год в столице моды шумно и спокойно

Прожила княгиня; на второй влюбилась

В доктора-француза – и сама дивилась!

Не был он красавец, но ей было ново

Страстно и свободно льющееся слово,

Смелое, живое… Свергнуть иго страсти

Нет и помышленья… да уж нет и власти!

Решено! В Россию тотчас написали;

Немец-управитель без большой печали

Продал за бесценок в силу повеленья,

Английские парки, русские селенья,

Земли, лес и воды, дачу и усадьбу. . .

Получили деньги – и сыграли свадьбу. . .

Тут пришла развязка. Круто изменился

Доктор-спекулятор; деспотом явился!

Деньги, бриллианты – всё пустил в аферы,

А жену тиранил, ревновал без меры,

А когда бедняжка с горя захворала,

Свез ее в больницу… Навещал сначала,

А потом уехал – словно канул в воду!

Скорбная, больная, гасла больше году

В нищете княгиня… и тот год тяжелый

Был ей долгим годом думы невеселой!

Смерть ее в Париже не была заметна:

Бедно нарядили, схоронили бедно…

А в отчизне дальной словно были рады:

Целый год судили – резко, без пощады,

Наконец устали… И одна осталась

Память: что с отличным вкусом одевалась!

Да еще остался дом с ее