Леопарди Джакомо
«Стихотворения»

Уже меня не плавило горнило Любви: огонь питавшая струя Воздушная поникла вдруг бескрыло.

Раздавленный, прилег под утро я, Но кони, мне сулившие разлуку, Затопали близ отчего жилья.

Дрожа, терпя неведомую муку, Взор тщетный направлял я на балкон И к каждому прислушивался звуку,

Чтоб голос, если при прощанье он Из уст ее раздастся, был мне слышен, Коль остального небом я лишен.

Когда казалось уху, что возвышен Вдруг средь толпы он, бил меня озноб И трепет сердца быть не мог утишен.

Но вот тот голос, что душа взахлеб Впивала, удаляться стал, взгремели Колеса, прочь умчался конский топ.

Тогда, один оставшись, на пределе Сил, сердце сжав рукой, глаза закрыв, Вздыхая, прикорнул я на постели.

Затем бездумно стал бродить, чуть жив, Меж стен: была нема моя светлица. "Душе отныне страстный чужд порыв",

Сказал я, горькой памяти вселиться Дав в сердце, вместе с ней запрет вселя Любить другие голоса и лица.

И сердце билось, болью той боля, Какая гложет в долгий дождь нелетний, Уныло затопляющий поля.

В тебе, любовь, я, двудевятилетний, Дитя скорбей, тем меньше находил Любви, чем казнь твоя была заметней,

Чем больше становился мне не мил Мир дивный, и лужаек разнотравье, И тишь зари, и пение светил.

Любовью к красоте от жгучей к славе Любви я был избавлен: места той Уж не нашлось в душе, ее державе.

На милые занятья взгляд пустой Бросал я, их напрасными считая, Их, делавших все прочее тщетой.

Конца изменам не было и края: Любовь одна другую быстро столь Смела! Ах, жизнь и впрямь тщета пустая!

Лишь с сердцем, чей был склеп исхожен вдоль И поперек, предаться разговорам Любил я, лишь его лелеял боль.

В себя и в пол я упирался взором, Чтоб к девам - будь красива, будь дурна Лицом - не обращаться ни к которым,

Да лика без изъяна, без пятна Не замутят в душе моей, как глади