«За урожай»

— Весенняя вода, она острая, не то, что летняя или осенняя. Она, язви ее в шары, как сок по березке, растекается по всему телу...

Сначала люди береглись, а попадая в воду и зачерпывая в сапоги, вскрикивали, ругались, чувствуя, как по телу идет озноб, — но вскоре свыклись с водой, с холодом, шли молча, напропалую, по лужам и топям. Вода булькала в голенищах, согревалась, потом ее снова вытесняла холодная, леденящая кровь жижа.

Марфа Мелентьева вышла с отрядом точно на прогулку, сменив лишь новый жакет и яркий полушалок на фуфайку и вязаную шаль. В начале пути она горделиво шагала под тросом, точно под коромыслом, покачивая бедрами, поблескивая резиновыми ботами; поспевая за Гурьяном, беспрерывно щебетала, пересыпая свою речь житейскими словечками, от которых краснели не только девушки, но и замужние женщины, молча и скромно шагавшие за ней. Но даже она, когда начались топи и грязь, не ругалась, как это с ней бывало обычно на трудных колхозных работах, а только подобрала широкий борчатый бордовый сарафан и, закусив губу, шагала молча.

Болотистые места кончились, дорога пошла горой. Однако итти было не легче, люди спотыкались о камни, о пеньки, о корни деревьев, густой сеткой покрывавшие землю. Ночь надвигалась. С низин поднялся сырой липкий туман. Стало совсем темно. Люди шли и не видели друг друга; только подергивание каната на плечах говорило каждому о том, что впереди и сзади идут люди, запинаются, падают, виснут на тросе, цепко держась за него, чтобы не выйти из строя. Теперь тяжелый стальной трос объединял всех, под него встали и старики, и Сережка Серебряков, уже второй раз идущий сегодня по этим местам. Жалея юного тракториста, колхозники хотели переложить его ношу на себя, взять котомку, инструмент, который он нес. Но Сережка храбрился, никак не хотел признавать физического превосходства над ним других и мужественно, сгибаясь под тяжестью, шагал на равне со всеми. На первом же привале Сережа заснул