Рильке Райнер Мария
«Часослов»

с далеких звезд Ты падаешь на землю,

как нежный дождик раннею весной.

КНИГА ТРЕТЬЯ

О БЕДНОСТИ И СМЕРТИ

1903

x x x

Быть может, залегло рудою тело,

и в сердце гор по жилам я проник;

не знает глубина моя предела;

все близкое вокруг окаменело,

иссякла дальность, как родник.

Пока еще блуждает мысль несмело,

даруй мне скорбь, чтобы прозрел я в миг;

как мал я в темноте! Как Ты велик!

Дай длань Твою изведать мне всецело!

Вмести меня и весь мой вечный крик.

x x x

Утес неколебимый, неизменный,

необитаемый и безыменный,

увенчан снегом со звездою пленной,

струишь Ты вечный запах цикламена

(других благоуханий в мире нет).

Глашатай всех вершин, Ты минарет

(куда взойти не смеют муэдзины),

так значит я проник в Твои глубины,

в Твоем базальте скрылся, как металл?

Собой заполнил я Твои морщины,

своею твердью плоть мою Ты сжал.

А может быть, я страхом окружен?

Быть может, в страх, рожденный городами,

по горло я Тобою погружен?

Поведать бы правдивыми словами

о них, забывших разум и закон.

И вихрем Ты дохнешь сквозь глубь времен,

всю шелуху отвеивая вон.

Ты хочешь от меня правдивых слов,

и языком овладевают звуки,

рот открывается, как рана, в муке,

а по бокам, как две собаки, руки,

не откликающиеся на зов.

Я весь орудие Твоей науки.

x x x

Дай мне стеречь Твои просторы,

стоять и слушать камень Твой,

в Твоих морях наполнить взоры

необозримой пустотой;

вслед за рекою, над которой

замолкнет крик еще не скоро,

дай углубиться в гул ночной.

Пошли меня в Твои пустыни,

где ветер убыстряет бег,

где в монастырские твердыни

одет неживший человек;

там, не прельщаясь мнимым Римом,

к другим пристану пилигримам,

и мы дорогу изберем,

чтоб затеряться нам в незримом

вслед за слепым поводырем.

x x x

Господь! Большие города

обречены небесным карам.

Куда бежать перед пожаром?

Разрушенный