Маяковский Владимир
«Сборники стихотворений»

светел и кровав. В коммунизм из книжки

верят средне. "Мало ли,

что можно

в книжке намолоть!" А такое

оживит внезапно "бредни" и покажет

коммунизма

естество и плоть. Мы живем,

зажатые

железной клятвой. За нее

на крест,

и пулею чешите: это

чтобы в мире

без России,

без Латвии, жить единым

человечьим общежитьем. В наших жилах

кровь, а не водица. Мы идем

сквозь револьверный лай, чтобы,

умирая,

воплотиться в пароходы,

в строчки

и в другие долгие дела.

Мне бы жить и жить,

сквозь годы мчась. Но в конце хочу

других желаний нету встретить я хочу

мой смертный час так,

как встретил смерть

товарищ Нетте.

15 июля 1926 г., Ялта

УЖАСАЮЩАЯ ФАМИЛЬЯРНОСТЬ

Куда бы

ты

ни направил разбег, и как ни ерзай, и где ногой ни ступи,есть Марксов проспект, и улица Розы, и Луначарского

переулок или тупик. Где я?

В Ялте или в Туле? Я в Москве

или в Казани? Разберешься?

- Черта в стуле! Не езда, а - наказанье. Каждый дюйм

бытия земного профамилиен

и разыменован. В голове

от имен

такая каша! Как общий котел пехотного полка. Даже пса дворняжку

вместо

"Полкаша" зовут:

"Собака имени Полкан". "Крем Коллонтай.

Молодит и холит". "Гребенки Мейерхольд". "Мочала а-ля Качалов". "Гигиенические подтяжки имени Семашки". После этого

гуди во все моторы, наизобретай идей мешок, все равно

про Мейерхольда будут спрашивать:

- "Который? Это тот, который гребешок?" Я к великим

не суюсь в почетнейшие лики. Я солдат

в шеренге миллиардной. Но и я

взываю к вам

от всех великих: - Милые,

не обращайтесь с ними фамильярно!

1926

КАНЦЕЛЯРСКИЕ ПРИВЫЧКИ

Я два месяца

шатался по природе, чтоб смотреть цветы

и звезд огнишки. Таковых не видел.

Вся природа вроде телефонной книжки. Везде

у скал,

на массивном грузе Кавказа

и Крыма скалоликого, на стенах уборных,

на небе,

на пузе лошади Петра Великого, от пыли