Барбье Огюст
«Стихотворения»

И гриву гладила, и за ухом чесала,

И лапу мощную усердно лобызала,

И каждый звал его, от страха недвижим,

Своим любимым львом, спасителем своим.

Но только что он встал и отвернулся, сытый

Всей этой мерзостью и лестью их открытой,

Но только что зевнул и, весь - благой порыв,

Горящие глаза на белый день открыв,

Он гривою тряхнул и, зарычав протяжно,

Готовился к прыжку и собирался важно

Парижу объявить, что он - король и власть,

Намордник тотчас же ему защелкнул пасть.

Перевод П. Антокольского

ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ ГОД

1

Был день, когда, кренясь в народном урагане,

Корабль Республики в смертельном содроганье,

Ничем не защищен, без мачт и без ветрил,

В раздранных парусах, средь черноты беззвездной,

Когда крепчал Террор в лохмотьях пены грозной,

Свободу юную едва не утопил.

Толпились короли Европы, наблюдая,

Как с бурей борется Республика младая,

Угроза явная для королей других!

Корсары кинулись к добыче, торжествуя,

Чтоб взять на абордаж, чтоб взять ее живую,

И слышал великан уже злорадный гик.

Но, весь исхлестанный ударами ненастья,

Он гордо поднялся, красуясь рваной снастью,

И, смуглых моряков набрав по всем портам,

Не пушечный огонь на королей низринул,

Но все четырнадцать народных армий двинул,

И тут же встало все в Европе по местам!

2

Жестокая пора, год Девяносто Третий,

Не поднимайся к нам из тех десятилетий,

Венчанный лаврами и кровью, страшный год!

Не поднимайся к нам, забудь про наши смуты:

В сравнении с тобой мы только лилипуты,

И для тебя смешон визг наших непогод.

Нет жгучей жалости к народам побежденным,

Нет силы в кулаках, нет в сердце охлажденном

Былого мужества и прежнего огня,

А если страстный гнев порою вырастает,

Мы задыхаемся, нам пороху хватает

Не более, чем на три дня!

Перевод П. Антокольского

ИЗВЕСТНОСТЬ

1

Сейчас во Франции нам дома не сидится,

Остыл заброшенный очаг.

Тщеславье - как прыщи на истощенных лицах,