Сельвинский Илья
«Улялаевщина»

Где щурился князь, моргал иерей

Часовые грозили в удвоенных нарядах

Пулеметами с галлерей.

Занавес вздул свои облака.

И в путанице декораций и падуг,

Где громкой краской капал плакат;

"Собственность - кража". "Анархия - порядок",

Из-за черного бархата, где череп и кости,

Из папахного гнездовья бандитских вождей

В шашке, винтовке, нагане и кольте

Вышел теоретик анархизма Штейн.

Щегольская романовка, на ногах бурки,

Каких, однако, не носят на востоке,

Торжественное "Я" отвращенных буркул

И от лапок пенснэ отеки.

"Граждане! Россия страна хлебороба.

Из них теперь 70% таких,

У которых при лошадности своя корова,

Своя десятинка, свои катки.

Значит в России средний крестьянин

Есть статистически "средний человек".

Какой же нам смысл в двуглавой главе?

Куда ж нас буржуй и партиец тянут?

В довоенное время 70 дворянств,

Считая Прибалтику, Крым и Польшу,

Обладали землею вчетверо большей,

Чем 100000000 крестьян. Это раз.

Что ж они делали? Дабы не хлопотать,

Сдавали кому придется под ренту.

Приблизительно 72%

Этой земли захватил капитал.

А у буржуя табак не окурок

Выписав разные "Люкс" или "Дукс",

Он по натянутой батрацкой шкуре

Отбарабанивал прибавочный продукт.

Далее, в силу поддержки властья

Аграрных культур, мельораций и прочего

Он разорял уже мелких крестьян

И также делал из них рабочих.

Но этого мало: русская рожь

Начинает искать заграничные рынки,

А там, как известно, народец прыткий

И над биржей так и зудит мошкарой.

Ну, тут конкуренция, ажиотаж,

Гусиный шаг на военный затылок

И пожалуйте бриться: Афонька наш

Удобряет землю в братских могилах.

Однако русский мужик-середняк,

Который живет натуральным хозяйством,

Ему ни кулак, ни бедняк не родня,

Он землю свою ни за что не отдаст вам.

Что ему рынок? Свое молоко,

Значит, и масло, и сыр, и сметана,

Своя балалайка да белая Таня,

Своя сошенка да белый конь.

Сам себе пан. На мозолях барствуй,

Знай себе распахивай какой-нибудь разлог!

Но вот тут-то и загвоздка: во-первых