Криге Эйс
«Бесприютное сердце (сборник)»

оттенком,

и по мускулам, словно играя, скользила волна,

так же утренней ранью прилив набегает на топкую

мель

(это парень закидывал ногу одну на другую).

Он с охотой о смерти полковника нам доложил

и о смерти майора:

"Нет, полковник под пули не лез, вероятно - шальная.

А может быть, снайпер, не знаю.

Прямо в лоб, в серединку. Такая совсем аккуратная

круглая дырка, размером примерно с трехпенсовик.

Так и упал, как подкошенный, хлоп, и каюк.

Ну, а дальше пришлось нас майору вести

по открытому месту: пройти от оврага к высотке,

он шагал далеко впереди, по нему и прицелились

больно мишень хороша, застрочил пулемет

из лощины, и так застрочил, что его рассекло

пополам, он упал, но скомандовать все же успел:

"Стоп! Стоять где стоите! Не смейте ко мне

подходить, остолопы! Вон там пулемет

на уступке, пониже - второй, может быть,

там и два... Подтянуть миномет! Остальные

в укрытие, живо!.."

Попытался еще приподняться, в конвульсиях тут же

задергался и захлебнулся в крови.

Вот уж был человек, настоящий солдат, вот что

прежняя значит закалка!"

Дотянувшись до спичек, он взял сигарету, размял,

прикурил и продолжил:

"Словом, десять минут или больше чуть-чуть

миновало, и вот на высотке нашли мы не то

чтобы просто блиндаж,

а скорее - нору, и внутри на соломе - ну, просто

потеха, ну, прямо клопы на ковре, - макаронники

дрыхли, их трое там было...

По бокам - молодые, небритые эдак с неделю,

а тот, что лежал посредине, и вовсе щетиной

зарос - это все, что успел я заметить..."

Он как будто закончил рассказ, шевельнулся,

и волосы легкою русой волной опустились

ему на лицо,

и сквозь пряди случайно поймал я скользящие

отблески глаз голубых

и припомнил: когда начинается лето,

так сверкают лазурные лужи в кустарниках желтых,

что в лощинах растут мыса Доброй Надежды.

"Я приткнул их штыком, одного за другим,