Петрарка Франческо
«Лирика»

Так ты одно всех бед моих виною.

CCLXXV

Глаза мои! - зашло то солнце, за которым

В нездешние края пора собраться нам...

Мы снова будем с ним, - оно заждалось там,

Горюет, судит нас по нашим долгим сборам...

О слух мой! - к ангельским теперь приписан хорам

Тот голос, более понятный небесам.

Мой шаг! - зачем, за той пускаясь по пятам,

Что окрыляла нас, ты стал таким нескорым?

Итак, зачем вы все мне дали этот бой?

Не я причиною, что убежала взгляда,

Что обманула слух, что отнята землей,

Смерть - вот кого хулить за преступленье надо!

Того превознося смиренною хвалой,

Кто разрешитель уз, и после слёз - отрада.

CCLXXVI

Лишь образ чистый, ангельский мгновенно

Исчез, великое мне душу горе

Пронзило - в мрачном ужасе, в раздоре.

Я слов ищу, да выйдет боль из плена.

Она в слезах и пенях неизменна:

И Донна знает, и Амур; опоре

Лишь этой верит сердце в тяжком споре

С томленьями сей жизни зол и тлена.

Единую ты, Смерть, взяла так рано;

И ты, Земля, земной красы опека,

Отныне и почиющей охрана,

Что ты гнетешь слепого человека?

Светил любовно, нежно, осиянно

Свет глаз моих - и вот угас до века.

CCLXXVII

Коль скоро бог любви былой завет

Иным наказом не заменит вскоре,

Над жизнью смерть восторжествует в споре,

Желанья живы, а надежда - нет.

Как никогда, страшусь грядущих бед,

И прежнее не выплакано горе,

Ладью житейское терзает море,

И ненадежен путеводный свет.

Меня ведет мираж, а настоящий

Маяк - в земле, верней, на небесах,

Где ярче светит он душе скорбящей,

Но не глазам, - они давно в слезах,

И скорбь, затмив от взора свет манящий,

Сгущает ранний иней в волосах.

CCLXXVHI

Она во цвете жизни пребывала,

Когда Амур стократ сильнее нас,

Как вдруг, прекрасна без земных прикрас,

Земле убор свой тленный завешала

И