Крамер Теодор
«Зеленый дом»

и не торопятся делать работу дневную.

Старых рабочих в цехах окружает уют,

спешки не любят, казенных вещей не берут,

дружно ругают в столовой фабричной кормежку,

носят с собою из дома горшочек и ложку.

Старым рабочим не в жилу сидеть в кабаке,

лягут на травку, а то соберутся к реке,

смотрят на злаки, на борозды, взрытые плугом,

речи со звездами долго ведут, и друг с другом.

Старых рабочих судьба не сгибает в дугу,

но не пытайся найти их на каждом шагу:

меньше на свете была бы, пожалуй, тревога,

если бы их оставалось еще хоть немного.

x x x

Там, за старым рынком, есть квартал

что давно меняться перестал:

без толку то лето, то зима

гложут толстостенные дома.

Там одна к одной, как на подбор,

прилепилось множество контор;

звон к вечерне грянет с высоты

скоро станут улицы пусты.

Лишь старик-привратник со двора

уходить не должен до утра,

да трактирщик ночи напролет

свой заветный погреб стережет.

И. рукой хозяйкиной блюдом,

пробуждается веселый дом,

чтобы гость захожий мог всегда

наверстать пропавшие года.

x x x

Заезжий двор, клетушки,

заглохший, старый сад;

чуть утро - запах стружки

всплывает невпопад.

Стучат тарелки где-то.

До жалости мала,

скользит заплатка света

вдоль шаткого стекла.

Уже слегка привянув

и подвернув края,

висят листы каштанов;

замшавела скамья;

под буком темнокорым,

прозрачна и светла,

смесь пыли с мелким сором

слетает со стола.

Застывший в дреме тяжкой,

скучает старый сад,

спят и сверчок, и чашка,

и дикий виноград,

затишье, полдень, лето,

от зноя тяжела,

скользит заплатка света

вдоль шаткого окна.

СТАРАЯ ВДОВА

И вот уж год, как умер мой старик:

он под конец совсем вставать отвык;

все не хотел простыть на холоду

и строго запретил солить еду.

Он по нужде ночами не шумит,

салфетки дольше сохраняют вид,

а то ведь прежде не было житья

от курева его и от бритья.

Теперь на