Крамер Теодор
«Зеленый дом»

Ранним утром объявились в хвойных чащах

ненасытные чужие мотыльки.

Туча полчищ, беспокойно шебуршащих,

черным снегом облепила сосняки.

Крыльца черные топорща, словно рясу,

грызли ветви до подкорья, вполсыта,

от въедающихся жвал не стало спасу,

и на хвою наползала краснота.

Даже ветер перед ними был бессилен,

цепи гусениц свивались в пояса,

дятлы яростно стучали, ухал филин

умирали обреченные леса.

В дымке осени от комлей и до сучьев

разносился гул, протяжный и глухой,

дерева, сухие ветви скорбно скрючив,

ждали только, чтоб рассыпаться трухой.

Чернорясники в оцепененье сонном

прекращали класть яички под кору,

отползали по чешуйкам к лысым кронам,

замирали, коченея на ветру.

И, наполня воздух запахом погостным,

подыхали без жратвы, всю осень тек

на смерзающийся грунт по голым соснам

черной патокой гнилой и липкий сок.

ГОРБУН

Жил калека в мансарде с косым потолком;

сыро, холодно - все не беда.

Пансиона хватало на хлеб с табаком,

так что он не ходил никуда.

Но двоих шантажистов попрешь ли взашей,

если силы иссякли давно?

Вот и тратился он из последних грошей

на грудинку, на сыр, на вино.

Понемногу пришлось распродать гардероб,

оловянную утварь со стен;

и в затылке калека с отчаяньем скреб,

ожидая дурных перемен.

Он рубаху жевал и пытался уснуть,

только было совсем не до сна,

если парни дрались, утихали чуть-чуть

и шпыняли, смеясь, горбуна.

А однажды устроили гости погром,

увидав, что все меньше доход:

обмотали калеку гардинным шнуром

и до дна обшмонали комод.

Уложив небольшой узелок барахла,

порешили: мол, дело с концом.

Весь табак горбуна докурили дотла

над его посиневшим лицом.

О ХВОРАНИИ В МЕБЛИРАШКАХ

Хворать в меблирашках - неважная роль:

соседские новости слушать изволь,

детишки вопят и хрипят старики,

когда - духота, а когда - сквозняки.

Под вечер придет сострадающий люд,

таблеток, микстур, порошков нанесут,

и каждый подаст драгоценный совет

о том, как лечился двоюродный дед.

Но есть неприятностям противовес:

и