Опперман Дидерик Йоханнес
«Ночной дозор»

разверстые, бурлят от торжества,

с курчавой шевелюрой голова

лежит, размером с хижину, во мраке.

И взгляд грибообразных глаз - свинцов.

Я стал креститься - защититься нечем.

Но рта провал заговорил наречьем

зулусов древних, доблестных бойцов:

- Поживши на одной земле с тобою,

в твой белый рай задаром не пойду:

я лучше буду с предками в аду

готовиться и к празднику и к бою.

Не бойся, ибо злобы не таю:

ты голову уже отсек мою.

ЦЕПЕНЬ

Я в почву тьмы приоткрываю люк

и вижу, ужас подавив бессильный,

как дергается, гадок и упруг,

в утробе мира червь тысячемильный.

Палеозойской, кажется, волне

плескаться довелось на рыле плоском,

и кратеры, что зримы на луне,

подобны бледным, мерзостным присоскам.

И по ступеням я сошел во мрак,

предельно напрягая силы, чтобы

не ощущать, как мой поспешный шаг

отраден мускулам его утробы.

Живущих на разряды не деля,

он всех сжирает. Он - сама земля.

ТОКОЛОШ

Призывный свист летит изглубока,

из омута, затянутого ряской,

и, дотянувшись из воды, рука

ее по икрам гладит с грубой лаской,

и человекоящер восстает,

колебля ил, оказываясь рядом,

ее соски, и бедра, и живот

придирчивым ощупывает взглядом.

Смятение, испуг в ее душе,

она бежит - но, потеряв свободу,

бессильно отдается в камыше,

а он, насытясь, вновь уходит в воду,

и девять лун ей думать все больней

о том, какая жизнь созреет в ней.

ОГНЕХОДЦЫ

Стволы бананов у подножья храма

вдруг озаряются костром, - тотчас

над тяжкою волною фимиама

заводит песню флейта-калебас;

и новички босые узкой тропкой,

омытые, приходят из реки,

но от квадрата алых углей робко

отпрядывают, словно жеребки.

Козленок дикий, тыква - жертвы богу.

И жрец, чтоб вера к людям низошла,

кропит зеленой ветвью понемногу

и дерн, и жар, и потные тела,

и вскоре обнаженными стопами

они легко идут по углям - к Браме.

КРОНОС

Пурпурный мрак перед приходом